– Почему ты мне не позвонил и не предупредил, что вернешься так поздно? – спросила Кэрол, как только Лепски переступил порог.
– Страшно хочу есть, – не обращая внимания на ее вопрос, произнес Лепски, входя в гостиную.
– Ничего вкусного нет. Я уже поужинала.
Лепски сымитировал звук пароходной сирены.
– Я целый день отбиваю ноги на работе, а ты мне заявляешь, что нечего жрать!
– Не будь так вульгарен, Лепски. Садись, я что-нибудь тебе приготовлю.
Лепски выпустил пар и, подойдя к жене, положил руки на ее ягодицы.
– В добрый час!
– Руки прочь! Всему свое время! Садись!
Лепски снял пиджак, развязал галстук и сел. Через несколько минут Кэрол поставила на стол кастрюлю. Это было что-то, как обычно, несъедобное, но Лепски был страшно голоден. Он перемешал содержимое кастрюли вилкой, вздохнул, потом подцепил кусок пережаренного мяса и положил его на тарелку. Парадоксально, но картошка, морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек мяса, как Кэрол села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
– Я добавила вино и коньяк в это рагу, – сказала она. – Как ты его находишь?
– Без сомнения, съедобным, – стоически ответил Лепски. – Что касается мяса… козла…
Кэрол насторожилась. Малейшая критика ее кулинарных способностей служила предлогом для ссоры.
– Осторожнее в выражениях, Лепски. Это седло ягненка!
Лепски невозмутимо продолжал жевать.
– Не может быть!
Он попытался отрезать кусок картошки, но она соскользнула с тарелки и упала на пол.
– Лепски! Ты ешь, как свинья! – закричала Кэрол. – С тобой одни неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать на мелкие кусочки. Люди, понимающие в еде, едят медленно.
– Где топор, что я тебе купил? – спросил Лепски. – Нужно держать его на столе для разрубания мяса.
Кэрол одарила его убийственным взглядом.
– Сходи к дантисту, Лепски.
Она поднялась, направилась к телевизору и включила его. Лепски тихо застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
Как правило, последнее слово всегда оставалось за Кэрол.
Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривал с копами.
Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за пятьдесят. Волосы у нее были черные. Круглое лицо наштукатурено так сильно, что казалось неживым.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что отдал его в Армию спасения. Этот пиджак, весь испачканный кровью, сейчас находился в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.