Что за глупость – говорят, что Криспин не такой, как другие. Она снова начала смеяться.
Не такой, как другие?!!
Она знала это очень хорошо. Криспин был не только великим художником, но и ее сыном! Разумеется, он не такой, как другие!
Тем не менее предположение, что Криспин станет независимым, получив деньги, смутило ее, хотя и было абсурдным.
Она тогда же решила поставить все точки над «i» и поднялась в мастерскую Криспина, но его там не было. Там она обнаружила большую незаконченную картину, на которой была изображена лежащая на оранжевом песке женщина с раскинутыми ногами, вытянутыми руками и со струйкой крови, текущей из влагалища.
Амелия с ужасом смотрела на нее. Современное искусство – это современное искусство, но это…
Она нахмурилась. Нужно, чтобы он прекратил рисовать такие вещи. Но где он?
Рейнольдса она нашла в холле. Он был у них на службе около двадцати пяти лет. Муж не любил его и хотел от него избавиться, но Амелия проявила твердость. Рейнольдс преданно ей служил и к тому же умел обращаться с Криспином.
Мало-помалу она стала доверять ему, спрашивать у него совета, как вести себя с мужем, и потом – по мере того как Криспин рос – как наилучшим образом добиться чего-либо от сына. Советы, которые он давал, устраивали ее. Рейнольдс никогда не излагал своей точки зрения без просьб с ее стороны. Впоследствии она обнаружила, что он неизлечимый алкоголик. И так как она была хитра, то поняла, что для него единственный шанс выжить – остаться у нее на службе. Такое положение вещей ее устраивало. Она никогда не спрашивала, куда девается виски.
– Где мистер Криспин? – спросила она. – В мастерской его нет.
Рейнольдс в упор посмотрел на нее:
– Он в кабинете мистера Грэга.
Амелия насторожилась.
– В кабинете? А что он там делает?
Рейнольдс поднял брови. Этот человек экономил слова.
Помрачнев, Амелия бросилась по коридору, ведущему в кабинет мужа, открыла дверь и заглянула. Эта большая комфортабельная комната была убежищем Сайроса Грэга. Здесь, устроившись за огромным письменным столом, он проворачивал свои многочисленные дела. Амелия редко сюда заходила. Для нее было ударом увидеть сына сидящим в кресле отца за его столом, заваленным бумагами.
– Что ты здесь делаешь? – грубо и властно спросила она.
Криспин, держа карандаш в длинных аристократических пальцах, делал какие-то пометки. Он слегка нахмурился, потом поднял глаза.
Глаза у него были цвета опала. Эти глаза могли подействовать на любого, но не на Амелию.
– Мой отец умер. Отныне это мой кабинет, – ответил он с металлом в голосе.