— Пассажиры должны сидеть сзади! — возопил шофер.
— Вы правы, но смотреться в ваше зеркальце можно только на переднем сиденье, — возразила она, опуская противосолнечный щиток. — Езжайте же, schnell, schnell![16]
То, что она увидела в зеркале, ей очень не понравилось. Веки распухли, глаза и кончик носа покраснели от слез — стоило ждать двадцать лет, чтобы упасть в объятия такого вот кролика-альбиноса… Нет, уж лучше бы Томасу и вовсе не приезжать! Крутой вираж, едва не заваливший машину набок, свел на нет первую попытку Джулии навести красоту. Она выругалась; в ответ шофер поставил ее перед выбором: либо он доставит ее в аэропорт через пятнадцать минут, либо сейчас же остановится на обочине и даст ей возможность размалевать себе физиономию.
— В аэропорт! — крикнула она и начала подкрашивать ресницы.
Шоссе было забито машинами. Джулия молила шофера: пусть обгоняет других по встречной полосе! За такое нарушение водителю грозила потеря лицензии, но Джулия поклялась, что, если их застукают, она притворится, будто у нее начались роды. Шофер возразил, что для этого надо иметь подходящие габариты и вряд ли кто-то поверит такому наглому вранью. Но его пассажирка выпятила живот и громко заохала, держась за поясницу. «Ладно, бог с вами!» — вздохнул шофер, нажав на акселератор.
— Я ведь в самом деле немного раздалась, разве нет? — забеспокоилась Джулия, оглядывая свою фигуру.
В восемнадцать часов двадцать две минуты она выскочила из машины еще до того, как та окончательно затормозила. Перед ней простирался длиннющий терминал.
Джулия спросила у проходившего мимо стюарда, куда прибывают международные рейсы. Тот указал ей на западный конец терминала. Задыхаясь, она как безумная помчалась туда, добежала, впилась глазами в табло. Никакого рейса из Рима на нем не было. Джулия сбросила туфли и совершила такой же сумасшедший марш-бросок в противоположную сторону. Там стояла плотная толпа встречающих, и Джулия с трудом проложила себе дорогу к самому барьеру. Появились первые пассажиры; автоматические двери то и дело разъезжались, пропускаятех, кто успел получить багаж. Туристы, отпускники, торговцы, бизнесмены, мужчины и женщины, одетые кто во что, в зависимости от рода занятий, повалили в зал. Приветственные взмахи рук, объятия и поцелуи, деловые рукопожатия; здесь говорили по-французски, там по-испански, чуть дальше по-английски; наконец стали выходить прибывшие четвертым рейсом, и зазвучала итальянская речь.
Двое согбенных студентов с рюкзаками шествовали под руку, напоминая парочку черепах; за ними, уткнувшись в свой требник и подпрыгивая, как сорока, семенил священник; второй пилот и стюардесса обменивались адресами — они наверняка в прошлой жизни были жирафами; конгрессмен вытягивал шею и озирался, точно филин, в поисках своей группы; девочка, воздушная, как стрекоза, летела в распростертые объятия своей мамы; муж-медведь облапил приехавшую супругу-медведицу, и вдруг неожиданно среди сотен незнакомцев возник Томас, ничуть не изменившийся, точно такой же, каким он был двадцать лет назад.