— Нисколько, Элизабет. Он был совершенно прав. — Слабый румянец окрасил его щеки. — Мне стыдно признаться, как я тогда смеялся над ее проказами.
— Вот уж преступление, так преступление. В каком ты был тогда возрасте, можно поинтересоваться?
— Достаточно взрослый, чтобы понимать. Мне было тринадцать.
— Ты суров к себе не меньше, чем твой отец, Фицуильям. — Она заглянула ему в глаза.
— Думаю, отец никогда не смотрел на сестру, не оплакивая при этом мою мать. Я знал, что он болезненно боялся потерять еще и дочь.
— Это очень грустно. Но, знаешь, я не смогу вспомнить никого из своей семьи, кто бы искренне не посмеялся над такими проделками.
— Правда?
— Только мама, пожалуй, разгневалась бы…
— Естественно.
— … если бы одежда на ребенке была новой, а бассейн забит травой и грязью, — сквозь смех закончила фразу Элизабет. Она повернулась и посмотрела на далекий фонтан и Джорджиану подле него.
— Жаль, бедняжка Джорджиана не поняла, что гнев отца был направлен на меня и няню. Она видела только его негодование. С высоты своего роста, хмуро сдвинув брови, без всякого сострадания, этот взрослый человек смотрел на насквозь промокшую дочь.
— Несчастный.
— Джорджиана больше никогда не прыгала в фонтан.
Элизабет почувствовала холодное покалывание в пальцах рук.
— Надеюсь, мы не оставим слишком много неприятных воспоминаний своим собственными детям, — ощущая дрожь сказала она.
Ей вспомнилось пребывание в Незерфилде и горе, обрушившееся на нее с потерей так и не родившегося ребенка.
«Если у нас еще будут дети», — подумала она.
Он напряженно посмотрел на нее. Она подняла глаза и улыбнулась.
— Элизабет, я надеюсь, ты не слишком часто заново переживаешь события в Хартфордшире.
— Нет, ручаюсь тебе, нет. — Она взяла его за руку. Они снова повернулись и пошли прочь от дома, по тропинке вверх по холму.
— Я знаю, какое тебя постигло разочарование, но, милая моя, вспомни, как недолго мы с тобой женаты.
— Я знаю. Я знаю. Я преодолела ту боль, Фицуильям. Хотя мне было бы намного легче, если бы никто, кроме нас, не знал о моей беременности.
— А еще мой неуравновешенный характер привел к тому, что ты отдалилась от Мэри.
— Ты был совершенно прав, что рассердился, а решение папы не отпускать ее сюда, пока она не извинится перед нами, мне только на пользу.
Она слегка подпрыгнула.
— Папино решение избавило меня от многого. Представь себе, как Мэри самодовольно демонстрирует свои таланты, приводя при этом в замешательство меня и наших гостей, или с фальшивым благочестием читает нам мораль. Для меня просто неоценимо, что сестрица оказалась настолько упряма.