– Я люблю тебя! – вскрикнула она ему в шею.
Он застыл, одеревенел над, ней. Даже шелест дыхания не достигал ее ушей. Единственными звуками, которые она еще слышала, были бешеный стук ее сердца и эхо слов, повисших в знойном, тяжелом воздухе.
Когда, наконец, он приподнялся на руках и взглянул на нее своими невыносимо черными и холодными, как гранит, глазами, даже звук ее собственного сердцебиения стих, не осталось ничего.
Желваки заходили у него на шее. Он стиснул челюсти с такой силой, что зубы просто чудом не треснули.
– Никогда больше не говори этого. Ты меня слышишь?
Ли не могла вымолвить ни слова, иначе дрожащий голос выдал бы ее растущее страдание. Губы покалывало.
Она сжала их. Она не заплачет. Она не станет позориться еще больше.
Их глаза встретились. Черты его смягчились.
– Ли, прости. Я не хотел обидеть тебя. – Его голос звучал странно, отдаленно, словно он вырывал его из своей груди. – Я постараюсь быть тебе хорошим мужем, но больше этого я не могу предложить.
Его руки вонзились ей в плечи.
– Проклятие, не смотри на меня так. Ты молода. Ты еще не знаешь, что любовь – это миф, фантазия, выдуманная поэтами для романтических девушек.
Ли обнаружила, что ее голос может преодолеть ком в горле.
– Пожалуйста, не трудись. Ты выразился более чем ясно. А теперь, когда нам больше нечего сказать, не мог бы ты уйти?
Что-то вспыхнуло в его глазах, что-то дикое и опасное, как в глазах тигра, запертого в клетке.
– Есть еще кое-что, – сказал он голосом низким и холодным, царапающим ей кожу. – Ты больше не будешь принимать джентльменов в этом доме. Ясно?
Он рывком встал с кровати и вышел через соединяющую их комнаты дверь.
Ли закрыла глаза и свернулась калачиком на постели. Вот и конец мечтам о любви.
Утром он уехал. Был вызван в Йоркшир по срочным делам имения, если верить коротенькой записке, оставленной на прикроватной тумбочке. Он подписался просто «Сент-Остин».
И все. Ничего больше. Такая холодная, такая безличная записка. Когда же он заходил к ней в комнату? Как она не услышала? Ли могла бы поклясться, что за всю ночь не сомкнула глаз, не в силах забыть его резкие слова.
Как ни странно, но она не плакала, наверное, слишком оцепенела.
Слишком была ошеломлена. Слишком снедаема горем.
Утром она даже умудрилась заняться своими обязанностями: встретилась с домоправительницей, чтобы просмотреть опись белья и посуды, с поваром, чтобы составить меню на неделю, с Харрисом, чтобы организовать переделку своих комнат. Она организовала доставку в приют миссис Бристолл, выпила с Элисон чаю на воздухе, что, похоже, являлось ежедневным развлечением. Ужасно хотелось навестить тетю, но Ли боялась, что Эмма разглядит за напускной веселостью ее истинные чувства и начнет беспокоиться за нее.