То ли быль, то ли небыль (Рапопорт) - страница 196
После разнообразных приключений Миша наконец получил признание и на Западе. Двуязычная (на французском и английском) монография о «великом современном художнике Михаиле Туровском» вышла и в Париже – 220 великолепных репродукций его работ. И совсем уж не слабо – его работам предоставил свои стены Музей современного искусства в Нью-Йорке (последний раз я была там на выставке Ван Гога).
Кстати, Миша пишет не только кистью: он – автор чудных афоризмов, которые в начале девяностых годов собрал в проиллюстрированную им же книгу «Зуд мудрости». Часть их включена в недавно изданную в России «Антологию афоризма», и мы замечательно их «обмыли» во время моего недавнего визита в Нью-Йорк. Вот вам для примера несколько моих самых любимых: «Награжден обратной стороной медали» (Губерман потом это зарифмовал в известный гаррик); «выдавливал из себя раба по капле и принимал по десять капель перед едой»; «очередь подобна скорпиону – весь яд у нее в хвосте»; «станция Голгофа-пассажирская»…
С Туровскими на Атлантическом океане.
Вдова художника Тышлера Флора Сыркина и Иосиф Бродский на вернисаже Русского авангарда в Музее Гугенхайма в Нью-Йорке. Начало девяностых годов.
Флора с афишей к выставке, посвященной 85-летию Тышлера.
Флора
С Флорой Сыркиной я познакомилась когда-то через ее дочку Таню, замечательную художницу-керамистку. Флора была очень красива, за ней когда-то в юности безуспешно ухаживал мой отец. Я знала, что Флора происходит из очень известной научной семьи: она была дочерью академика Якова Кивовича Сыркина, пострадавшего за теорию резонанса. В глухие сороковые-пятидеся-тые годы, взяв на вооружение искусство, с которым Лысенко истреблял генетику, другие естественные науки тоже считали своим долгом найти и искоренить у себя криминальные направления. В химии таким козлом отпущения была избрана теория резонанса, разработанная Флориным отцом. Он был отовсюду уволен, но, к счастью, уцелел – не посадили.
Искусствовед Флора была женой гениального художника Александра Григорьевича Тышлера. Я с Тышлером не встречалась – мы подружилась с Флорой уже после его смерти. Флора включила меня в свой «внутренний круг»: я бывала у нее не только на семейных праздниках, но и в самые что ни на есть будни – в дни маникюра и педикюра, который ей, а теперь и мне, делали у нее дома. Флора жила комфортно – у нее были свои мастера в любой сфере жизни, от изготовителей очков до парикмахеров и портных, и она ими со мной щедро делилась. Я очень любила у нее бывать, в ее гостиной был совершенно особый, теплый мир тышлеровских картин и деревянных скульптур.