– Привет.
Он стоял у окна и теперь пересек комнату и подошел к кровати.
– Я не был уверен, что ты проснулась.
– Я не знала, что ты все еще здесь.
– Я волновался за тебя.
– Тебе следует теперь найти кого-нибудь другого, о ком беспокоиться.
– Это почему?
– Потому, что со мной все будет в порядке. – Мари присела, положив подбородок на колени, накрытые одеялом. – Я знаю теперь, что со мной все будет в порядке.
Девушка улыбнулась и указала ему, чтобы он сел рядом.
– Не смотри так сурово. Все ведь не так уж плохо.
– Но почему? – Он тут же пожалел, что задал этот глупый вопрос, но Мари потянула его за руку и усадила рядом с собой.
– Потому что я выздоравливаю.
– Ты что-нибудь вспомнила?
Она покачала головой.
– Только неясные тени, бередящие воображение, больше ничего. Но думаю, в конце концов, память вернется ко мне. И когда это случится, смогу взглянут правде в глаза. Сегодня я в этом убедилась. Всего час назад я пыталась найти частичку своего прошлого и смогла выжить. У меня, похоже, просто талант на выживание, и я горжусь этим. Я устала от постоянного чувства вины за свою жизнь. Что бы я ни делала, кем бы ни была, я должна с этим смириться. Я не собираюсь больше тратить данное мне Богом драгоценное время на то, чтобы стыдиться чего-то, чего я даже не помню.
На этот раз Джизус улыбнулся.
– Ну и правильно.
– А еще я обнаружила сегодня, что не могу торопить события. – Грустная улыбка мелькнула на ее губах. – Это слова Джанет Кертис, не мои. Но это правда. Я не могу насильно заставить себя что-нибудь вспомнить. Сегодня я попробовала, и мне не удалось. Теперь я собираюсь решить, что делать дальше.
– Увы, это не так просто.
Она кивнула.
– И еще, я не хочу все время только брать. Это тяготит. Мне необходимо найти работу.
Бертон был обескуражен и рассержен.
– Какую бы работу ты ни собиралась подыскать, меня тревожит состояние твоего здоровья и то, что ты подвергаешь себя опасности. Меня это очень волнует.
– Неужели? – спросила она тихо.
Мужчина глухо застонал, его руки потянулись к Мари, и он, обхватив ее за талию, привлек к себе на колени. Он развернул Марию, заставив отклониться назад, чтобы его губы могли касаться лица. Он стал жадно целовать девушку. Бертон, который постоянно только давал, теперь, наконец, брал свое. Брал то, чего ему хотелось: он так страстно желал Мари… Ей, которая раньше только брала и брала, было позволено, наконец, отдавать.
– Да, меня это волнует, – пробормотал он среди бурной череды поцелуев, все глубже зарываясь рукой в ее волосы. – Меня это волнует больше, чем следовало бы для блага каждого из нас.