– Ну, балуй у меня! – прикрикнул Трифон, сдерживая коня и то и дело оглядываясь назад.
А Коля возбужден. Аксай не кажется ему страшным. Кузяха и не на таких скакал.
Больших трудов стоило Трифону усадить юного седока. Держа Аксая под уздцы, конюх осторожно вел его по снежной тропе.
Мало-помалу конь успокоился. Он уже не стремился куснуть седока за ногу, как пытался это сделать сначала. Трифон доволен. «Ишь, бестия, за ум взялся», – тихо ворчал он и уже не так крепко держал узду. Хитрый Аксай, почувствовав это, сильно брыкнул ногами. И Коля, подброшенный вверх, вылетел из седла прямо в сугроб. Не успел он прийти в себя, как услышал обидный Кузяхин смех:
– Раз! Кислый квас!
Ах, так! Ну, шалишь, дудки! Теперь Коля не отступит. Вскочив на ноги, он бросился к Аксаю, которого Трифон нещадно лупил плетью.
– Пусти, я сам, – приказал он конюху, когда тот снова усаживал его на спину коня. Трифон отступил в сторону, держа в руке самый кончик повода. Это только и нужно было Аксаю. Он поднялся на дыбы. И Коля опять в глубоком снегу. А Кузяха опять тут как тут:
– Два! На лугу трава!
Кинуться бы к Кузяхе, задать ему жару, чтобы не кричал под руку. Да не до этого. Некогда! Коля опять забирается на коварного коня. И вот уже Кузяха не успевает считать:
– Пять! Картошку копать!..
– Восемь! Сено косим!..
– Десять! Сено весить!..
Упасть десять раз за какие-нибудь четверть часа – не шутка. Трифон перепугался, у него руки тряслись. Как это только можно? Упрямый барчук совсем себя не жалеет. Того и гляди ногу вывихнет. Снег хоть и мягкий, но всякое бывает: падаешь на пух – ан камень.
– Для начала вроде бы и хватит, Миколай Лексеич, – жалостливо уговаривал он барича.
– Еще разок, дядя Трифон, самый последний, – не сдавался Коля, ставя ногу в стремя.
И все повторилось сначала.
Даже Аксай, и тот в изумлении: что же это такое происходит? Он уже не так энергично прибегал к своим коварным приемам. Коля научился туго натягивать поводья. Удила больно рвали коню губы, когда он пытался брыкнуть задом или подняться на дыбы. Волей-неволей приходилось покоряться.
Кузяхе стало скучно. Счет дошел до семнадцати и кончился. Больше, пожалуй, ничего не случится.
А Коля уже гарцевал самостоятельно. Трифон стоял в стороне и довольно ухмылялся. Не зря говорят: смелость города берет. Укатали сивку крутые горки.
С видом победителя ехал Коля по кругу мимо высоких снежных сугробов с отчетливыми следами его неудач.
«А что, если проскакать вдоль деревенской улицы? – неожиданно пришла в голову льстившая его самолюбию мысль. – Тогда все увидят – и Савоська, и Мишутка, и Алеха».