второй
то из
дайсё, парного набора клинков самураев, смотри…
- Я… Бли-ин, я и не думал, что они такие красивые!
- Да. Вот эта часть острия-кисаки называется по-японски фукура, так у неё пятнадцать разновидностей! Это главные, а так-то больше, и каждая по-своему называется. А линий закалки, я и сам не знаю, сколько, - в каждой школе свои были, и у каждой есть своё специальное название. Это вот черта такая вдоль полосы клинка, она твёрдую закалённую часть клинка, лезвие, - м-м, якиба, - от более мягкой и гибкой части, - дзихада, - отделяет… А линия эта, -хамон… - Илья замолкает, смотрит как бы сквозь меня, на губах, - и правда, очень красивых, - лёгкая улыбка, и он ими чуть шевелит, будто шепчет что-то сам себе, а в глазах такие же искры, как и на чёрном зеркале ножен-сая того меча-тати, что я продолжаю осторожно, на весу держать в руках, - только на зелёном фоне у Ильи в глазах эти искры, и тоже, будто золотые…
- А… а он острый? - сглотнув, спрашиваю я, мне хочется, чтобы Илья говорил и говорил со мной…
И он, встрепенувшись, отвечает:
- Очень. Погодь, самурай! Ща-ас…
Илья опять очень быстро, - он на секунду у меня в глазах даже как-то размазывается, как в мультиках! - срывается, ищет что-то в куче книг на письменном столе, - тоже, кстати, немаленький, - и достаёт старую газету. Потом правой рукой тоже как-то очень быстро и ловко перехватывает рукоять… цука, - да, цуку короткого вакидзаси, отводит его вправо и вниз, а левой рукой взмахивает газетой, она раскрывается, как платок. Илья бросает на меня короткий взгляд, потом машет мне подбородком, - мол, подальше чтобы я встал, - и я с опаской отхожу подальше, а тати прикладываю себе к боку.
- Так, Илья?
- Угу… Улан! Шёл бы ты… на место. Иди, иди, кавалерист лёгкоконный!
Во собака! Ваще, блин, супер! Тема. Совсем по-человечески покачав головой, довольно строго глянув на нас с Ильёй, Улан уходит в прихожую, оттуда слышится, как он всем весом валится на свою подстилку на полу, - да-а, собака! - куда там наш Малыш, надо будет обязательно Егорке рассказать, какие псы у людей бывают…
- Вот, самурай, но смотри, это дома я только для тебя показываю, эксклюзивно, - этого Стаська не любит у меня…
Вот вроде и пустяк это, - то, что Илья сейчас сказал, да ну, что особенного, - а я чувствую, что снова краснею от удовольствия. Да, - это парень! Щас, наверно, он мне покажет… И он показывает. Взмахнув левой рукой, Илья этим взмахом руки вверх выпускает газету, она, шурша, неуклюжей странной бабочкой взмывает к потолку, складывает там свои несуразные квадратные крылья, и стремительно пикирует на пол. Стремительно? Да ну! Вот Илья, вот он стремительно!