Под чистым взглядом пажа Арно покраснел и отвел глаза. Этот мальчишка заставил его почувствовать неловкость и раскаяние, которое легко читалось на его усталом лице.
– Не вмешивайся в то, что тебя не касается, – проворчал он. – А этот, – добавил он, указывая на Готье, молчавшего до этой минуты, – кто это такой?
Студент выпрямился и презрительно бросил, смерив капитана вызывающим взглядом:
– Готье де Шазей, оруженосец на службе госпожи графини де Монсальви, да сохранит ее Бог от всяческого зла и освободит от трусов, которые осмеливаются с ней дурно обращаться!
Рука Арно обрушилась на щеку молодого человека, который покачнулся под ударом.
– Придержи свой язык, если хочешь жить, мой мальчик. Если ты на ее службе, то, значит, служишь и мне. Я граф де Монсальви, а она моя жена, значит, я имею право бить мою жену.
– Вы… ее супруг?
Он недоверчиво повернулся к Беранже, который теперь плакал от горя, бешенства и бессилия, заметив, что Катрин не встает. Паж отчаянно всхлипнул:
– Это правда… Это, к несчастью, правда. А теперь… он ее убил! Мою бедную госпожу… такую добрую… такую нежную… такую красивую.
– Довольно, – прорычал Арно, который, однако, склонился на коленях перед своей женой, осматривая ее с большим беспокойством, чем желал бы показать. – Она не умерла. Она еще дышит… Принесите мне воды!
– Развяжите меня! – сказал Готье. – Я ее оживлю.
Повелительным жестом Монсальви приказал разрезать веревки, и Готье склонился на коленях перед молодой женщиной, не приходящей в сознание, осматривая ее истерзанную шею.
– Самое время! Секундой дольше, и она бы скончалась.
Он мягко потрогал ее шею, удостоверившись, что позвонки не сломаны. Потом, порывшись в сумке Катрин, вынул маленький хрустальный флакончик и откупорил его.
Арно смотрел на него с интересом:
– Ты странный оруженосец! Ты врач, приятель?
– Я был студентом, когда госпожа Катрин вытащила меня из скверной истории и взяла к себе на службу. Медицина интересовала меня не больше, чем все остальное, что не говорит о том, что она меня захватывала… Смотрите, она приходит в себя!
Катрин в самом деле открыла глаза. При виде темной фигуры склонившегося над ней мужа она испуганно простонала и отшатнулась. В ту же секунду он был на ногах, и злоба снова исказила его лицо.
Но молодая женщина привстала с земли, сознание и воля вернулись к ней одновременно с силами.
– Моя мать умирает, – проговорила она не без труда, – я должна ехать в Шатовиллен.
У нее был странный, не свойственный ей хриплый голос.
Арно сжал кулаки.
– Нет. Ты не поедешь к герцогу Филиппу! Я сумею тебе помешать! Эрменгарда устроила ловушку… если допустить, что ты с ней не в сговоре…