Теперь молодая женщина, следуя по знакомой мостовой, была на удивление спокойна, вспоминая прошлое. Став Катрин де Монсальви, она изменилась до неузнаваемости, и все, что всплывало в ее памяти, казалось прекрасной сказкой, историей, приключившейся с другой Катрин, а совсем не с ней.
Госпожа де Бразен действительно умерла в ней. А просыпался ребенок, каким она когда-то была, маленькая Катрин Легуа. По дороге, ведущей к улице Гриффон, она направилась к дому своего детства. Прежде всего она хотела обнять дядюшку Матье, о котором сохранила нежные воспоминания. Правда, с тех пор как дядюшка связал свою жизнь с некой Амандиной Ля Верн, он сильно изменился. Его спутница обладала сильным характером. Ведь ей удалось вытащить его из уединенного домика посреди виноградников в Марсаннэ и вернуть в лавку на улице Гриффон. Из-за нее он выгнал из дому родную сестру. Все это не предвещало ничего хорошего.
Повернув за угол, Катрин почувствовала, как учащенно бьется ее сердце. Одного взгляда на родной дом было достаточно, чтобы вернуться в прошлое. Улица с небольшими домишками по обеим сторонам была такой же, как в тот вечер, когда она приехала сюда с мамой, спасаясь от парижского мятежа…
Последние лучи солнца ярко отражались на крашеной вывеске «Святой Бонавентура».
– На улице что-то происходит, – услышала Катрин за своей спиной хрипловатый голос Беранже. Под вывеской столпились несколько сплетниц, мальчишки, двое старцев, опирающихся на посох, и носильщик, прибежавший с рынка. Все с неослабеваемым интересом следили за происходящим в лавке.
– Это не на улице, а у моего дядюшки, – сказала Катрин. – Пойдем посмотрим. По-видимому, там выясняют отношения.
До зрителей долетали отдельные выкрики.
Не успела нога госпожи де Монсальви коснуться земли, как высоченный красный, как кирпич, мужик показался на пороге магазина. Он вытолкнул на улицу высокую худощавую женщину в черном одеянии.
– Убирайтесь к черту, святоша, – прохрипел он проспиртованным голосом. – И не вздумайте снова явиться. Еще не родился тот, кто выгонит меня отсюда!
Ошеломленная толпа расступилась.
– Сеньора… – начала было Катрин. Но вдруг ее глаза округлились, и она остановилась на полуслове. – Луаза! Боже правый!
Они не виделись больше пятнадцати лет. Катрин была так потрясена, что не сообразила, радоваться ей или огорчаться.
Несмотря на необыкновенное самообладание, настоятельница аббатства тартских бенедиктинцев испытала такое же волнение.
– Катрин! – воскликнула она. – Ты здесь? Какими судьбами?
– Я еду из Шатовиллена, где умерла наша мать. Там же мы пережили осаду. Но объясни, сестра моя, кто этот негодяй, что выбросил тебя за дверь нашего дома?