– Прекрасно! В таком случае, если вы готовы, следуйте за мной.
Изабелла направилась к двери. Катрин завернулась в большую черную лисью шубу, окинула взглядом комнату, еще источающую теплый запах любви, помятую кровать, остатки ужина, горячие угли в камине с изображенной на нем голубой химерой.
– Госпожа герцогиня, последний вопрос.
Раздраженная, Изабелла высокомерно обернулась на пороге:
– Вы злоупотребляете! Какой же?
– Вам не нравится любовь, не так ли?
Узкое прекрасное лицо белокурой португалки покраснело. В глазах вспыхнул гнев.
– Что вы называете любовью? Удовлетворение низких инстинктов? Эту похоть, роняющую человеческое достоинство? Это сплетение тел, несовместимое с добродетелью?
– Нет. Это самое сокровенное слияние двух чувственностей, сладкое безумие, пьянящая бездна, это…
– Хватит, – прервала ее Изабелла. – Мы говорим на разных языках, мне ни к чему знать о ваших ощущениях!
– Возможно. Но в таком случае не удивляйтесь, что мужчина найдет в другом месте то, в чем ему отказывает супруга.
– Я – дочь короля, сестра короля! Я не опущусь до поведения развратницы!
Катрин плотнее закуталась в шубу, надела капюшон и вздохнула.
– Вы правы, герцогиня, мы говорим на разных языках. Но я думала, что в Португалии, где такое жаркое солнце и душистая земля, даже принцессе могло бы нравиться любить!
В доме Симоны, где ее, конечно, ждали, проснулись только слуги. Катрин попросила одного из них пойти во дворец и сказать ван Эйку, что она срочно должна его увидеть. Ей ответили, что незачем так далеко ходить и что художник воспользовался гостеприимством Морелей и, должно быть, еще спит.
– Так разбудите его! – приказала она.
Он не заставил себя долго ждать. Через несколько минут он прибежал с растрепанными волосами, в наброшенном наспех дорожном плаще, послужившем ему домашним халатом.
– Во имя всех святых рая, Катрин, где вас, черт возьми, носило? Мы искали вас добрую половину ночи.
– Как будто вы не знаете! Во дворце, конечно.
– Я знаю, но где во дворце! Мы умирали от страха, и наши опасения увеличивались час от часу. Мы передумали все самое страшное.
– Что же?
– Подите угадайте! Вчера вы были в таком настроении, что я уже думал, не попали ли вы в тюрьму. Когда мы узнали от госпожи Симоны, что монсеньор не появился на королевском банкете, что он оставил гостей, сказавшись больным, и когда мне, его камердинеру, не удалось добиться аудиенции, я вообразил Бог знает что: герцог после холодной встречи с вами арестовал вас и приказал бросить в тюрьму, после чего он, разгневанный и несчастный, уединился, отказавшись от праздника и страдая от гнева и досады, что часто с ним случается. У меня даже промелькнула мысль, что он приказал вас убить.