Ложь во спасение (Егорова) - страница 150

– Не знаю. Голос твой услышал и вспомнил. Знаешь, он потрясающий, этот твой халат.

– Ты, Шевцов, никогда не умел делать комплименты. Поэтому я тебя прощаю. Ты просто так позвонил? Или… нет? – В ее голосе все-таки мелькнула тревога.

– Я позвонил, потому что обещал позвонить. Не помнишь?

– Помню. Просто…

– Просто не верится, что я тебе просто так могу позвонить, да? Я ведь если звоню, то только с корыстной целью, да? Сочинение по литературе требую написать или еще что-нибудь… в этом роде.

– Жень, – спросила она серьезно после недолгого молчания, – ты правда скажи: у тебя все в порядке?

– У меня все по-прежнему. Ты за меня не тревожься. И главное, думай о себе, а не обо мне. Вот так будет правильнее.

Она только вздохнула в ответ.

Конечно, ему и в голову не пришло рассказывать Ленке о своих утренних приключениях. Смысла в этом не было никакого, а волновать ее лишний раз не хотелось. Ведь будет волноваться, будет по-настоящему с ума сходить, а помочь все равно ничем не сможет.

Мысль о том, что Ленка за него переживает, еще сильнее согрела душу. И на душе стало совсем тепло, даже горячо как-то.

– Ты помнишь, что обещала сегодня весь день дома сидеть?

– Мне в магазин надо вообще-то, – робко возразила она. – И скучно ведь целый день сидеть дома.

– Никаких магазинов. А чтоб тебе было нескучно, я тебя буду развлекать. Не целый день, конечно, но по крайней мере большую его часть. Договорились?

– И как это, интересно, ты меня будешь развлекать? – улыбнулась в ответ Ленка.

– А как тебе будет угодно. Хочешь, песню спою. Хочешь, Пушкина наизусть читать стану. Спляшу даже, если пожелаешь!

– Представляю!

– С чего начнем?

Она помолчала некоторое время, как будто и в самом деле раздумывала, что выбрать – песни, стихи или пляски. А Евгений, слушая ее дыхание, молча удивлялся тому, как это она на него действует. Прямо-таки волшебным образом, оказывается, действует на него Ленка Лисичкина. Ведь еще пять минут назад настроение было такое, что в ушах уже звучал похоронный марш. А теперь он на полном серьезе и петь готов, и плясать, и Пушкина читать, позабыв обо всем на свете, лишь бы слышать в телефонной трубке ее тихий смех.

Они проговорили еще минут двадцать, наверное, о каких-то пустяках, и говорили бы еще долго, если бы у Евгения не села трубка. Услышав настойчивый сигнал, возвещающий о том, что батарея разряжена, Евгений торопливо затараторил:

– Лен, я сейчас вырублюсь, кажется. Но ты не путайся, это у меня аппарат садится. Я тебе сразу с домашнего перезвоню, ага?

– Сразу не надо, Жень. У меня тут машинка белье постирала, мне его нужно выгрузить и на балконе повесить. Ты минут через двадцать… нет, через двадцать пять перезвони… Если сможешь.