,
«Фадеев так и не понял тонкой и ранимой души Мальволио »,
«Игра актеров позорна, а Василий Гребнев не имел права браться за роль Орсино, так как находится уже в третьем разводе и появляется на публике то с одной дамой, то с другой, старательно подчеркивая свой кобелиный имидж», – вот крошечная часть недовольства взволнованных защитниц бессмертной комедии.
А требовали они «всего лишь» запрета на показ этого фильма, денежной компенсации за моральный ущерб (которая пойдет на развитие общества «Летняя ночь») и извинений Фадеева с его клятвенным заверением, что больше за Шекспира он никогда браться не станет. Можно сказать, совсем немного просили…
В общем-то, девицы, по сути, были безобидны и больше шумели, чем вредили. Партизанили не чаще одного раза в месяц (видимо, тратили много времени на заседания и других осквернителей великого драматурга) и при своих набегах серьезного урона не наносили. Пользовались всегда смываемой краской и ничего чужого не портили – наверное, опасались обвинений со стороны Фадеева. А он уже привык и каждый раз наделся, что общество скуксится и отстанет от него, – ну надоест же им когда-нибудь маяться дурью и не сдавать же молодых барышень в милицию: сами образумятся.
Но сегодня Игорь Яковлевич отметил, что поклонницы Шекспира становятся все смелее и смелее, и если бы раньше они обмазали только ручку двери, то теперь извазякали все, что только можно, да еще и угрозу приплюсовали к этому безобразию. Одним словом – обнаглели.
– В следующий раз вызову милицию, – пообещал себе Фадеев, заглядывая в холодильник. Посидят девицы в отделении, подумают о жизни и, глядишь, притихнут.
Разогрев в микроволновке кусок ранее запеченного мяса, приготовив нехитрый овощной салат, Игорь Яковлевич торопливо поел и прилег в комнате на диван. Включил телевизор и выбрал один из каналов «Дискавери» (с дверью он разберется потом, ну ее в баню, эту дверь…).
Документальный фильм о Восточном Средиземноморье оказался неплохим снотворным – он убаюкивал плавно сменяющимися видами природы и монотонным голосом пожилого путешественника, рассказывающего о своих личных открытиях. Фадеев поправил подушку, сделал звук потише и отказался от сопротивления, когда глаза стали медленно, но верно закрываться…
…она сидела на диване в коротком халате и нелепых клетчатых тапках. Прическа растрепана, а на лице удивление и растерянность. Маленькая, хрупкая, необычная… Откуда она взялась? Непонятно…
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? – Златого утра краше!