– Не успеет она! – раздался задыхающийся голос двужильного Тимки, и его лицо показалось из-под сплетенья ветвей. – Кишка у нее тонка!
– Кишка тонка? – зачем-то переспросила Маруся, склоняясь к завалу и кладя руку на приметный сук, который намертво запомнила еще с прошлого раза. – Говоришь, кишка тонка?
И она потянула за сук.
В первое мгновение показалось, что ничего не произошло, Тимка успеет выскочить. Еще один рывок и... Ну да, не будь он ранен, успел бы тот рывок сделать. Однако силы его были на исходе, и вырваться из завала до того, как десятки серых, мертвых, завостренных, словно волчьи клыки, сучьев вонзились в его тело и пригвоздили к земле, он не смог.
Раздался крик... В жизни подобного крика не слышала Маруся и знала, что отныне вечно будет Господа Бога молить, чтоб не слышать никогда... Глаза ее на миг встретились с мучительно вытаращенными глазами Тимки. Потом его взор, исполненный мстительности и смертной муки, померк, голова упала, дернулась разок – и более уже он не шевелился.
– Ну, Марья... ну... – пробормотал Митюха. – Век за тебя Бога буду молить.
Глаза его были подернуты слезой ужаса и умиления, но Марусины глаза оставались сухи. Сухи до боли, до рези.
– Как знаешь, – ответила она угрюмо, подойдя к Митюхе и рывком поворачивая того на спину. Из простреленного тела вмиг ушел весь вес, как будто сила его была воображаемой, лишь воздухом, который надувал пузырь, а теперь пузырь сдулся и опал. – Охота, так моли.
– Что, что? – испуганно бормотнул Митюха, когда она одной рукой выдернула из лямки его пиджака обрез, а другой из кармана – мешочек с золотом.
Взгляд Митюхи остановился на ее лице, потом ресницы сомкнулись – и он лишился сознания, поняв, чт́о именно это значит.
Маруся сняла с него и мешок с припасами, прежде чем вскинуть обрез и нажать на курок. Жакан бабахнул рядом с Митюхиной головой, уйдя под траву и вышибив сноп земляных брызг. Выстрелила другой раз – и опять промазала. А больше патронов у нее не было. Они оставались в карманах пиджака Митюхи, однако лазить по его карманам Маруся не хотела.
– Смотри-ка! – удивленно сказала она, глядя на беспамятного Митюху. – Ну, коли так, живи. Хотела тебя от мучений избавить, чтоб не помирал тут один, но, видать, именно это Богу угодно. Так что прощай, Митюха, видать, не годился ты мне в мужья, придется другого искать. А может, обойдусь. Как ты говорил... Бабе мужик нужен, одна она перед жизнью – что лозина перед бурей, всякий ветерок не сломает, так согнет? Ну, поглядим, что выйдет! Авось выстою!
И, сунув на грудь заветный мешочек с самородками, она перекинула через плечо мешок с припасами и встала на тропу под азы.