– Что он хотел этим сказать?
– Не знаю. Мне ничего не удалось больше узнать. А поскольку я, как и другие, не имею права подходить к Лозаргу…
Гортензия резко поднялась, так что кресло только чудом осталось стоять.
– И вам это кажется нормальным? Вы его лучший друг, его единственный друг, и вы не имеете права приближаться к этим руинам? И вы с этим согласны?
– А если он этого хочет? И, по правде сказать, что мне делать в Лозарге? Я тоже начинаю думать, что это проклятое место. Люди оттуда теряют здравый смысл, там царит лишь гордыня. Если там все еще царит дух старого маркиза, о чем говорят в округе, то он завладеет душой сына и, боюсь, переделает его теперь по своему подобию. Да, мадам Гортензия, Жан очень изменился…
– Жан и маркиз ненавидели друг друга…
– Конечно, но Жан всегда любил замок. Сейчас он полностью вписался в него, в то время как раньше он не смел переступить его порога. В некотором роде осуществилась его мечта…
– Последний сеньор? – горько улыбнувшись, проговорила Гортензия… Хорошо, что вы, Франсуа, напомнили мне об этом.
– Что вы собираетесь делать?
– Пойти в Лозарг. И немедленно! Мне никто не запрещал приходить туда. Прикажите оседлать лошадь, Франсуа, а я пойду переоденусь!
– Вы не поедете туда одна. Я с вами.
– Не глупите! Что со мной случится? Я поеду… поздороваться с Годивеллой и сообщить ей о своем возвращении. Надеюсь, она не спустит на меня собак?
Но когда полчаса спустя Гортензия, переодевшаяся в свою зеленую амазонку, вышла из дома, она увидела Франсуа, державшего под уздцы двух коней. Не ожидая ее возражений, он сказал:
– Я подожду вас у границы владений, но позвольте мне проводить вас. Так мне будет спокойней…
Она улыбнулась ему вместо ответа, поставив ногу на протянутую им руку, и, усевшись в седло, повернула лошадь в сторону долины.
– Поедем вдоль реки! – крикнула она. – Прогулка будет приятней, и мы быстрее доедем…
Несмотря на беспокойство по поводу странного поведения Жана, Гортензия вскоре почувствовала радость от общения с природой, от скачки на коне, как будто черпая в этом новые живительные силы. И само утро было прекрасно. Всадники ехали по лесу вдоль речки с быстрым течением. Над их головами сосны образовывали густой зеленый полог, сквозь который кое-где пробивались лучи утреннего солнца. Кругом было так спокойно и тихо, что Гортензия невольно придержала коня, чтобы услышать кукование кукушки, увидеть синюю молнию сойки или посмотреть на пробегавшего кролика… Может быть, это были последние мгновения чистой радости, которой она наслаждалась на этой тропе, и она решила себе не отказывать в этом удовольствии. Ее напряжение куда-то ушло. Откуда-то вдруг возникло странное ощущение: как будто внутренний голос подсказывал ей, что, как только она выйдет из спасительного зеленого шатра, она не будет знать ни сна, ни отдыха. Это чувство было столь четким, что она невольно остановилась и оглянулась в сторону своего дома. И поймала взгляд Франсуа.