Крепость была видна очень хорошо: широкая круглая башня, казематы, подъемный мост в самом узком месте – днем его опускали на каменную кладку, служащую дебаркадером, угловая сторожевая вышка на площадке, там же поблескивали стволы пушек и дула ружей часовых.
Фелисия буквально рухнула на траву, хотя со стороны это выглядело весьма грациозно. Но на самом деле у нее подкашивались ноги. С близкого расстояния Торо представал именно таким, каким был, – грозным и мрачным.
– Четверо! Только четверо! Что они смогут сделать? – простонала Фелисия. – Нам никогда не удастся…
– Фелисия, где же ваш задор? Разве не вы мне сто раз повторяли, что никогда нельзя сдаваться? Настал час битвы, и вздохи тут ни к чему.
Резкие слова Гортензии оказали на подругу магическое действие. Фелисия встала, гордо подняла голову:
– Вы, наверное, правы, я веду себя как девчонка. За работу!
Она с воодушевлением принялась устанавливать складной мольберт и разбирать краски, Тимур расстелил на траве белую скатерть, а Гортензия стала доставать из корзины еду. Там оказались холодная курица, паштет, салат и пирог с румяной масляной корочкой. Тимур принес из кареты пару бутылок вина.
– Не много ли? – спросила Гортензия.
– Это же не только для нас… Ага! Нас заметили! – с довольным видом сказала Фелисия.
И вправду, вся эта суета: женщины в широких светлых платьях, их скатерть, мольберт – в общем, пикник – не остались незамеченными. На площадке замка лениво прохаживавшиеся часовые остановились, а с островка на них глядел какой-то человек. Он стоял у подножия маяка, скрестив руки на груди. Однако Фелисия и Гортензия, сделав вид, что не обращают никакого внимания на вызванный ими интерес, уселись в траву и принялись за обед. Но не успели они откусить по кусочку паштета, как из леса донесся чей-то голос, вовсю распевавший:
Корсар «Стремительный» с бедой
Спознался, если рвется в бой:
Пускай английские суда
Он топит, как котят,
Но шторм, и пули, и вода
Французов не щадят.
Голос звучал все ближе и ближе, и вот наконец на тропинке, идущей вверх от подножия скалы, появился молодой человек в черной шляпе, залихватски сдвинутой набекрень, с тросточкой и улыбкой до ушей. В новом, с иголочки, костюме, он выглядел так элегантно, будто не лез на скалу у буйного моря, а просто направлялся в гости к знакомой даме. Заметив подруг, он всплеснул руками, как актер, изображая крайнее удивление. Деланным был и его тон, когда, сняв широким жестом шляпу, он обратился к ним:
– Тысяча извинений, сударыни, если напугал вас. Мое имя Франсуа Буше, я клерк в конторе мэтра Лерея, нантского нотариуса.