Очередной стон известил, что гражданин Архипцев возвращается из небытия в мир реальности. И эта реальность, похоже, ему совсем не понравилась. Он открыл глаза и некоторое время лежал, уперев мутные глаза в небо. Когда же его взгляд прояснился, он перевел очи на склонившегося над ним Стаса.
Лицо чистильщика, и без того темно-серое и перекошенное от боли, исказила гримаса ненависти. Он опять закрыл глаза.
– Эй, эй, Женя, не уходи далеко. Ты мне еще нужен.
– Да пошел ты... – с трудом ворочая языком, совсем тихо по разделениям произнес чистильщик.
– Я-то пойду, а ты можешь остаться здесь... насовсем, – сочувственно вздохнув, сказал Станислав. – Так что, не спеши. Прежде чем посылать, подумай. Может, я тебе на что и сгожусь.
– С-сука! – зло выдохнул чистильщик. – Я бы тебе глотку сейчас перегрыз!
– Дерзишь, – уныло констатировал Стас. – А ведь я на сей момент являюсь твоей единственной надеждой на спасение. Или наоборот...
Молчание было ответом на его слова.
– Верно, Женечка, ты помолчи да хорошенечко подумай, – почти дружелюбно сказал Станислав. – Можешь, конечно, встать, а точнее – лечь, в позу и подохнуть, как последняя падаль, вон в тех кустиках. Я тебя туда оттащу, чтобы подольше не нашли. С твоими переломами тебе и трех метров не проползти. Раньше завтрашнего утра, и то если спохватятся, сюда не доберутся, если вообще дойдут. К вечеру у тебя воспаление начнется, температура поднимется. А спустя сутки появятся первые признаки гангрены. Дня два-три ты будешь, периодически приходя в сознание, мучиться от страшной боли и от отсутствия воды. А потом умрешь, и труп твой обглодают местные лисицы. Может, они и раньше начнут свою трапезу, когда ты будешь лежать без сознания. Но возможно и иное развитие событий...
Станислав сделал многозначительную паузу. Он ждал реакции чистильщика, однако ее не последовало.
– Если у меня появится очень большое желание, – Стас сделал ударение на слове «очень», – то я могу оказать тебе, Женя, первую медицинскую помощь. У меня есть кое-какие навыки в этом направлении. Более того, постараюсь, чтобы ты сегодня же оказался в больнице.
– Сладко говоришь, парень, – скривился в болезненной усмешке Архипцев.
– Говорю то, что думаю. И слов своих на ветер не бросаю, – отрезал Станислав.
– И что я за это должен сделать? Слить того, на кого я работаю, а заодно и себя? А вот хрен тебе на всю морду, козел трипперный!
– Ты удивительно догадлив, Архипцев, но глуп. А еще – сквернослов, – тяжело вздохнул Стас. – Себя ты уже слил, а что касается твоего хозяина, Белявский, думаю, не сегодня-завтра и без твоего участия его вычислит. Так что твое молчание, сиречь – баранья упертость, является натуральной глупостью, потому что оборачивается против тебя. В общем, Женя, на раздумье я тебе даю ровно минуту, после чего ты мне становишься совершенно неинтересен.