– «Эй, мамбо! Мамбо италиано. Эй, мамбо! Мамбо италиано. Го, го, го, ю миксед ап сицилиано», – нахально завопил телефон, вырывая меня из темного уютного забытья.
Номер звонившего показался мне знакомым. Несомненно, где-то я его уже видела.
– Слушаю, – сказала я, тщетно пытаясь изгнать из голоса нотки сонливости.
– Евгения Максимовна? Это вас Умецкий беспокоит. Нам необходимо поговорить. Вы не могли бы подъехать в офис?
– Могла бы, – недоуменно ответила я. Что он там еще задумал? – Только когда?
– Чем раньше, тем лучше, – ответил Умецкий. – Прямо сейчас сможете?
– Могу, – ответила я, вставая и подходя к зеркалу. – А по какому вопросу?
– Только не по телефону, – отрезал Умецкий. – Приезжайте, жду.
Когда я вошла, Умецкий сидел в кресле, далеко запрокинув голову, так, что я сперва увидела только галстук да начинающий щетиниться подбородок.
– Здравствуйте, Евгения Максимовна, – сказал Умецкий, принимая вертикальное положение.
Я взглянула ему в лицо и ужаснулась. Выглядел генеральный директор «Феникса» так, будто не только не отошел от похмелья, но и в течение дня не раз прикладывался к бутылке. Но страшным было не это. Меня испугали его глаза. Взгляд. Передо мной сидел человек, потерявший все в жизни, стоящий на самом краю. Мне приходилось видеть людей с такими глазами, а на следующий день вынимать из петли или из-под колес поезда.
– Давайте сразу перейдем к делу, – предложил Умецкий, глядя куда-то мимо меня. – Я хочу, чтобы вы нашли убийц Кости. На милицию надежды никакой, сами понимаете.
– И что вы собираетесь потом с ними делать, если не секрет? – поинтересовалась я.
– Извините, но это уже вас не касается, – фраза была составлена довольно грубо, но тусклый, безжизненный голос совсем не соответствовал смыслу сказанного.
«А ведь он просит о помощи, – подумала я. – Нет, даже не просит. Он прямо-таки умоляет о помощи. Он хочет отомстить, чтобы придать какой-то смысл своему существованию, но не может. На милицию и в самом деле надежды никакой, и даже в меня он не очень-то верит. Более того, он в полном отчаянии, он пригласил меня, даже не надеясь, что я соглашусь за это взяться. А уж что я их найду, он и вовсе не верит ни на грош. Все-таки есть в этом мире что-то более ужасное, чем слезы сирот. Бессилие сильных, вот что по-настоящему страшно. Ну, погоди!»
– Нет, Дмитрий Иванович, так дело не пойдет, – сказала я. – Я законопослушный гражданин и, когда найду убийц, поступлю с ними так, как велит закон и профессиональная этика.
– В милицию сдадите? – чуть улыбнулся Умецкий.
Я молча кивнула.