Доехав до конца улицы, Мюриель свернула на Бат-роуд. Забившееся было в нормальном ритме сердце Уиллетта вновь екнуло в груди. Он-то надеялся, что их поездка завершится до начала часа пик, но как бы не так – движение в городе уже было интенсивным, и с каждой минутой машин на дороге становилось все больше. И тут, когда управление автомобилем потребовало предельной собранности, Мюриель взбрело в голову поболтать:
– А мы сегодня опять проспекты листали.
– Рад за вас.
Что за проспекты, Уиллетту было ясно без лишних объяснений. Джина Стеми и три ее овдовевшие дочери собирались следующей зимой в круиз, и составление планов предстоящей поездки поглощало у них прорву времени. Хотя финансы не позволяли Мюриель отправиться с родственницами в увеселительное путешествие, а те, судя по всему, приглашать ее за свой счет не намеревались, она все же участвовала во всех заседаниях круизного комитета семьи. Вообще-то Уиллетт давно подметил, что едва только дело доходило до денег, как взаимной любви между женщинами Стеми тут же приходил конец. Впрочем, прижимистость сестричек легко объяснима: убив своих мужей, они прибрали к рукам все сбережения и страховки покойных и так запросто расставаться с денежками теперь не…
Заметив, что последнее время все чаще возвращается к болезненным фантазиям Хэнка, Уиллетт прервал размышления.
– Четырехместная каюта на «Миноре» – просто очаровательна! – меж тем делилась впечатлениями Мюриель.
– Почему четырехместная? – поинтересовался Уиллетт.
– А почему бы и нет?
– По моему глубокому убеждению, океанские круизы придуманы в основном для того, чтобы завести на корабле роман, но если в каюте живут четверо, то речь может идти только о групповом сексе, а твоя мать, на мой взгляд, несколько старовата для столь бурных забав.
– Уиллетт, как тебе не стыдно! – Мюриель смерила мужа негодующим взглядом, и едва ее глаза оторвались от шоссе, машина привычно вильнула в сторону.
– Велосипедист! – поспешно вскричал Уиллетт. – Следи за дорогой!
– А ты, Уиллетт Моррис, следи за своим грязным языком! И впредь не смей говорить о моей маме гадости!
– Я всего лишь пошутил, – с готовностью заверил ее Уиллетт, в очередной раз давая себе зарок не отвлекать Мюриель за рулем.
Хотя ему было доподлинно известно о нескольких интрижках жены после того, как остыли их чувства в браке, в речах она оставалась такой же ханжой, как ее сестры и мать. Уиллетту крепко запомнился один показательный случай: описывая работу машины, он назвал одну из деталей женской, а в ответ на ее удивленный вопрос разъяснил, что деталь нарекли так потому, что при работе в нее проскальзывает другая, так называемая мужская деталь; жена обвинила его в сексуальной озабоченности и поверить в то, что термины «мужская и женская деталь» общеприняты среди механиков, наотрез отказалась. Когда же он, продемонстрировав каталог, доказал свою правоту, ее и без того не слишком лестное мнение о мужчинах упало до нуля.