никогда не хотела становиться балериной!» – кричала Даттон. – Это
ты хотела ею быть! Но миссис Стронг не желала ничего слышать. «Это чушь! Нонсенс! Ты всегда любила танцевать, иначе у тебя ничего бы не получалось!» После одной из самых ожесточенных ссор Дат тон едва ли не бегом покинула дом и поселилась с одной пожилой женщиной, бывшей когда-то дрессировщицей пуделей Веры Стронг. Даттон остригла волосы, перестала носить юбки, сменив их на джинсы, прибавила в весе и перестала пользоваться губной помадой. В один прекрасный день она пришла к матери и объявила ей, что приняла решение относительно своей карьеры – она пойдет в полицейскую академию, а потом, вернувшись в Саванну, станет копом.
Вера Стронг приняла это известие с не характерным для нее спокойствием.
– Если тебе это действительно нужно, – сказала она дочери, – то пусть служба принесет тебе удачу.
Миссис Стронг приехала на выпуск академии и поздравила дочь с успешным окончанием учебы – при этом с ее лица не сходила неестественная, словно приклеенная улыбка. Вера Стронг не рассталась с нею и тогда, когда ее дочь явилась на Рождественский вечер синей полиэстровой форме с револьвером на одно; бедре и наручниками и баллончиком со слезоточивым газом на другом.
Отказавшись признать свое поражение, миссис Стронг решила смотреть на выбор дочери как на самоотверженный гражданский поступок, а не как на измену семейным традициям. Весной она позвонила в Оглторпский клуб и заказала столик для пасхального ужина, особо оговорив, что Даттон после ужина пойдет на дежурство и, следовательно, явится в клуб в форме. Усмотрев в этом нарушение протокола Оглторпского клуба, менеджер предупредил, что ему надо посоветоваться с правлением. Десять минут спустя он перезвонил миссис Стронг и рассыпался в извинениях. Правила не допускают появления женщин в брюках – нарушений его не было раньше, и правление не осмелилось сделать исключение и сейчас. Миссис Стронг в сильных выражениях высказала все, что она думает о менеджере в частности и о правилах вообще, после чего бросила трубку. Столик пришлось заказывать в менее престижном Чатемском клубе.
Газета «Саванна морнинг ньюс» оказалась более сговорчивой, чем Оглторпский клуб и после гневного письма Веры Стронг восстановила рубрику светских сплетен. Понятно, что в этой колонке не было ни строчки о рыжеволосой балерине, сбежавшей из Коппелии в копы, и о тех душевных муках, которые пережила из-за этого ее мать.
Тем временем продолжали кипеть страсти вокруг Джо Одома и Гамильтон-Тернер-хауз. Не успел Джо зарегистрировать свое некоммерческое Гамильтон-Тернеровское предприятие для прикрытия нелегального туристского бизнеса, как соседи не замедлили нанести ответный удар. Департамент инспекций был уведомлен о том, что предприятие Одома – будь оно коммерческим или некоммерческим – занимается незаконной продажей спиртных напитков своим клиентам, поскольку «музей» располагается на расстоянии меньше ста ярдов от школы. Однако, не таков был Джо, чтобы взять его голыми руками. «В законе сказано, что я не имею права