Он показал Эмме, как поменять клавиши вместо того, чтобы брать более высокую октаву во втором варианте «Люблю Париж». Он даже помог ей схитрить со своими собственными песнями. Например, у нее были большие трудности со строчкой: «Хочу быть рядом, чтоб собрать осколки сердца твоего, разбитого другим». Эмма никак не могла взять низкую ноту на втором слоге слова «разбитого». Тогда Мерсер пояснил, что можно спеть три слога на одной ноте.
Однако, миссис Келли все же сомневалась, стоит ли ей петь. Но однажды, когда она уже получила ангажемент в «Кволити», на одном из концертов Эмма обнаружила рядом с роялем микрофон и звукоусилительную установку, готовую к работе.
– Смотри-ка, – сказал тогда Мерсер, – здесь даже микрофон есть. Никуда не денешься, придется петь.
И она запела. Только много лет спустя Эмма узнала, что все это подстроил Мерсер, заплатив за микрофон и усилители.
Она помнила, как играла на фортепьяно для простых людей и важных шишек, для трех президентов, двадцати губернаторов и бесчисленного количества мэров. Она играла в четыре руки с Томми Дорси и аккомпанировала Роберу Гулету. Но она совершенно точно помнила тот день, когда игра на пианино стала для нее необходимостью. Это произошло одним воскресным утром, когда ее младший сын, расстроенный размолвкой со своей подружкой, подвез Эмму с мужем к церкви и, заехав в ближайший лес, упер ружье прикладом в пол машины, приставил дуло к груди и выстрелил. Упав, мальчик всем телом навалился на руль и надавил на клаксон. Кто-то услышал несмолкаемый рев и прибежал на звук. Сын потерял легкое, но жизнь ему удалось спасти, что обошлось в сорок тысяч долларов. Для оплаты счета Эмме пришлось работать день и ночь. Близость трагедии только еще больше воспламенила ее веру.
– Что было бы, пройди пуля на долю дюйма левее или правее? Что, если б он не упал грудью на клаксон? Должно быть, его охранял Господь, – рассказывала Эмма. – Я должна была поверить в Бога только из-за одного этого случая.
После того, как все долги по счетам были оплачены, Эмма все равно не могла остановиться и продолжала свои ночные выступления – это стало ее жизнью.
В половине восьмого мы приехали в Стейтсборо. Перед тем как возвращаться домой, Эмма завернула к дому своей девяностолетней тетушки. Старушка открыла нам дверь в ночной рубашке и чепце – она не спала, слушала трансляцию службы из баптистской церкви. Эмма на несколько минут прошла в дом, уложила Аннализу в постель и только после этого, через двенадцать часов после начала трудового дня, миссис Келли отправилась домой.