«Я заставлю его закончить картину! – сказала себе Фенела. – И заберу все деньги для детей, все, до последнего пенни!»
– Слушай, там скандал назревает, – выпалила My, врываясь в комнату, где Фенела гладила белье.
– Скандал? – удивилась Фенела.
– Да, между Илейн и папой… Ох, прошу прощения, надо говорить Саймон! Правда, смешно звать его по имени? Мне все время кажется, что за такую наглость Нэнни меня непременно в угол поставит или спать раньше времени отправит.
Фенела отставила утюг.
– Что значит – скандал? – переспросила она.
– Ну, только я хотела войти в мастерскую, как их услышала, – отвечала My. – Знаешь, по-моему, и тебе было слышно, как они сцепились. Ругаются на чем свет стоит!
В голосе My звучало откровенное облегчение, но Фенела ответила как можно более укоризненно:
– Надеюсь, ты ошиблась.
– Нет, нет, не ошиблась, и ты это сама знаешь! – заупрямилась My, усаживаясь на низкую скамеечку возле окна и поджимая под себя ноги. – Слушай, Фенела, что я решила!
– Ну, что?
Тон My сменился на крайне серьезный, но Фенела уже давно привыкла к внезапным переменам в настроении сестры.
– Когда я вырасту, – заявила My, – то выйду замуж за очень важного и всеми-всеми уважаемого человека, за кого-нибудь вроде сэра Николаса Коулби. И никогда не допущу, чтобы мои дети знали в жизни подлости и унижения.
Фенела улыбнулась – она просто не смогла сдержать улыбки! У My была привычка изрекать самые избитые истины таким тоном, словно она лично только что открыла их.
– Что ж, намерения у тебя просто великолепные. My быстро обернулась и впилась взглядом в сестру.
– Но это еще не все! – свирепо провозгласила она. – Я никогда не позову папу в гости – никогда, никогда! Я позабуду всех своих родных, кроме тебя, Фенела; тебя я всегда буду любить, честное слово!
– Спасибо тебе огромное, но к тому времени ты и во мне, может быть, разочаруешься.
– Нет-нет, не разочаруюсь никогда! – с обожанием воскликнула My. – Но знаешь что, Фенела? Я боюсь…
– Чего?
– Что ты будешь смеяться надо мной.
– Не буду, обещаю, – сказала Фенела. – Истинный крест!
Это старинное словечко, когда-то впервые занесенное в дом Реймондом, прижилось и до сих пор бытовало среди них.
– Честное слово?
– Честное слово, – торжественно подтвердила Фенела.
– Ну, понимаешь, – пролепетала My, – я боюсь, что я вырасту человеком… ну-у… дурного тона.
Только с большим трудом Фенеле удалось сдержать свое обещание и не расхохотаться. My говорила с убийственной серьезностью, но как же трудно было представить ее кем-то, кроме самой что ни на есть раскрасавицы! Однако с неожиданной душевной болью Фенела почувствовала, что именно имеет в виду My.