Нагаев не торопясь, ступенька за ступенькой, спустился вниз. Он всегда действовал так — ступенька за ступенькой, не прыгая и не рискуя свернуть шею, очень внимательно глядя под ноги и не упуская случая наступить на голову тому, кто упал. До сих пор эта древняя тактика оправдывала себя, и Нагаев очень надеялся, что так будет впредь. Примерно на середине спуска он опустил руку в карман кожанки, и его пальцы сомкнулись на костяной рукоятке пружинного ножа, отобранного им когда-то у пятнадцатилетнего сопляка, возомнившего себя грозой района и севшего в конце концов за групповое изнасилование несовершеннолетней. Насколько было известно капитану, три года спустя сопляка перевели во взрослую зону, где ему квалифицированно и на вполне осязаемых примерах объяснили, что такое групповое изнасилование и как себя ощущает при этом объект насилия. На сопляка капитану было плевать, но вот нож оказался хорош, и Нагаев так и не нашел в себе сил расстаться с этой блестящей игрушкой.
Лестница привела его в сырой, тускло освещенный одинокой лампочкой в заросшем грязью плафоне коридор с низким потолком из неровно состыкованных бетонных плит, покрытыми полустершейся побелкой кирпичными стенами и темным от влаги земляным полом. Разумеется, худшего места для мастерской художника было не придумать, это понимал даже такой далекий от искусства человек, как Нагаев. В его представлении мастерская живописца должна иметь расположенные по всему периметру окна от пола до потолка с плиссированными шторами, перепачканными масляной краской, и, уж конечно, располагаться это помещение должно не в подвале или бомбоубежище, а, как минимум, в мансарде, а то и в отдельном флигеле, выстроенном специально для подобных целей.
Въехав ногой в стопку полусгнивших от сырости, погрызенных крысами деревянных подрамников, капитан выругался и стал смотреть под ноги. Андеграунд — он и есть андеграунд. Однажды на совещании, которое проводил этот праведник Сорокин, Нагаеву довелось услышать, что «андеграунд» в буквальном переводе означает «под землей», «подземный», и теперь он убедился, что словечко, которое у них в отделении считали просто очередной данью глупой моде, очень точно выражает суть явления.
— Крысы канализационные, — пробормотал капитан, нащупывая ручку низкой, обитой ржавой жестью двери, украшенной реалистическим изображением оскаленного коровьего черепа с обломанным рогом. Череп был намалеван белой масляной краской и в полутьме смотрелся как настоящий. Капитан даже слегка испугался, встретившись глазами с равнодушным и в то же время неимоверно злобным взглядом черных пустых глазниц.