Эти мысли, как обычно, привели Андрея в залихватское расположение духа. Его настроения не портило даже то обстоятельство, что деду так и не удалось сделать из него настоящего мужчину: сначала мешала нехватка свободного времени, потом женщины, считавшие, что старый хулиган портит мальчишку, а потом и сам Андрей, решивший, что все необходимое для жизни можно прочесть в книгах и мало-помалу отдалившийся от сделавшегося несносным старикана. Что с того, что он не вырос плечистым амбалом и никогда не понимал, как можно получать удовольствие от кулачной драки с поножовщиной? «Прости, дед, — мысленно сказал Андрей, глядя на пулеметную гильзу. — Я был дурак, а теперь поумнел. Лучше поздно, чем никогда, правда? Я им еще покажу кузькину мать, будь уверен. И нечего смеяться. В драке от меня толку мало, это факт, но я знаю способ ударить так, чтобы противник уже не встал. Не кривись, дед. Это вовсе не брехня, как ты, помнится, называл все, что читал в газетах и слышал по радио. Это чистая правда, и нечего обзывать ее брехней только за то, что она напечатана в газете.
Времена переменились, дед. На мне китайская куртка и американские ботинки, значит, я классовый враг… не говоря уже о том, что сопляк. А тебя бы они послушали.
Посмотрел бы я на того, кто не стал бы тебя слушать! Сто лет проживу, но не забуду твои подзатыльники. Не рука, а кузнечный молот… Ничего, дед, прорвемся!»
Теперь ему стало легко. Он заправил в машинку чистый лист, выкопал из-под груды бумаг на столе свой блокнот с заметками, открыл его на нужной странице, с минуту хмурился, решая, с чего начать, и опустил руки на клавиши.
Первые удары напоминали редкие выстрелы, которыми обмениваются на поле передовые конные разъезды воюющих армий. Постепенно клацанье клавиш стало чаще, и через несколько минут превратилось в прерывистую дробь, похожую на ураганный пулеметный огонь.
Каретка с треском и звоном откатывалась влево, строки ползли вперед одна за другой, как атакующая пехота, кофе в термосе и сигареты в пачке убывали сами собой, а в пепельнице росла горка окурков, скрюченных, как трупы умерших от несварения желудка.
За окном стемнело и опять пошел снег пополам с дождем, но Андрей ничего не замечал, с головой уйдя в работу. Скомканные исписанные листы один за другим летели в угол: ему казалось, что слова, выходя из-под клавиш, делаются вялыми и неживыми, а он хотел, чтобы буквы кричали и горели огнем, обугливая под собой бумагу. Под настольной лампой синеватым облаком клубился дым.
Потом у него кончился кофе — как всегда, не вовремя. Андрей раздраженно выбрался из-за стола и направился на кухню, по дороге открыв форточку, чтобы хоть немного проветрить комнату. Пока он стоял над плитой, карауля кофе, форточка громко хлопнула.