Муха пришел в себя и выпрямился. Фомка с глухим звоном выпала из ослабевших пальцев. Убийца провел рукой в перчатке по лицу, оставив на нем кровавые полосы, не отрывая взгляда от того, что лежало у его ног. Он выполнил задание и остался в живых, обманув судьбу, которая там, в прихожей, подала ему знак.
«К черту, — подумал Муха, глядя на изуродованный труп, вокруг которого росла кровавая лужа. — Я не виноват. Я хотел с ним договориться, а он выстрелил в меня. Мне просто повезло, что я успел увернуться, иначе сейчас здесь лежал бы я, а не он. Он сам выбрал себе судьбу. Я просто хотел с ним договориться. Пусть пеняет на себя, волосатик хренов. Надо же, до чего додумался: стрелять в людей! Писатель сраный…»
Не соображая, что делает, он перешагнул через труп и подошел к письменному столу. Настольная лампа ярко освещала заправленный в машинку лист бумаги. Последние две или три строчки представляли собой бессмысленный частокол букв, и Муха бросил на труп полный ненависти взгляд через плечо: оказывается, этот гад отлично его слышал и готовился выстрелить, делая вид, что продолжает работать. Вот тебе и хлюпик!
Он машинально прочел все, что было написано на заправленном в машинку листке, и удивленно поднял брови: это было, черт подери, интересно. Похоже, что ему удалось выяснить причину, по которой Вареный заимел зуб на этого парня. То, что печатал здесь этот тип, было похлеще динамита, и осененный внезапной идеей Муха торопливо выдернул из-под валика исписанный лист. Поискав вокруг машинки, он сразу наткнулся на другие, уже готовые листы. Читать их не было времени, и он торопливо затолкал эту груду бумаги за пазуху, немилосердно сминая и комкая шуршащие страницы.
Испорченные черновики валялись по всему полу, и Муха подумал, что Кабану, если он сюда явится, вполне хватит и этого.
В пепельнице слева от машинки дымился забытый окурок. Муха взял его и добил в три глубоких затяжки.
Когда огонек добрался до фильтра, убийца с силой ввинтил окурок в переполненную пепельницу. То обстоятельство, что он докурил сигарету, которую минуту назад держал в зубах покойник, оставило его совершенно равнодушным. Тонкий слой окалины, наросший на душе за годы мирной жизни, осыпался и исчез, обнажив стальную сердцевину. Муха снова стал солдатом, который мог с шутками и прибаутками вскрывать консервные банки тем самым штык-ножом, которым пять минут назад зарезал человека, наспех вытерев лезвие о штанину убитого. В его левой руке все еще был зажат пистолет, а за пазухой лежало оружие пострашнее всего арсенала, которым располагала банда Вареного. Муха не собирался затевать войну с Вареным, но считал, что такой козырь ему не помешает.