— Эх, ты, журналист, — сказал Виктор Вагин, с самым довольным видом идя рядом с ней к подъезду. — Кто же ищет стрихнин в аптеке? Это в санэпидемстанцию надо обращаться, а ты — аптека…
— Если не перестанешь городить чепуху, я так и поступлю, — пообещала Татьяна, вталкивая его в подъезд и входя следом. Прежде, чем закрыть за собой дверь, она обернулась.
Дверца джипа приоткрылась. Из нее высунулся мордастый парень лет двадцати пяти в черной футболке и с золотой цепью на шее. Он бросил на асфальт окурок, смачно сплюнул и вдруг, посмотрев прямо на Татьяну, издевательски подмигнул ей. Дверца захлопнулась, и джип, набирая скорость, скрылся за углом дома.
Усадив гостя на диван в комнате, Татьяна отправилась на кухню и первым делом поставила букет в высокую стеклянную вазу — подарок брата ко дню рождения.
Затем она набрала воды в старенькую медную джезву, купленную еще во времена студенчества в Киеве, и засыпала в нее две полных чайных ложки кофе, с грустью отметив, что кофе осталось совсем немного. В магазин выходить не хотелось — было страшновато. Наглая демонстрация силы, произведенная только что телефонным анонимом, не оставила ее равнодушной, и Татьяна терялась в догадках, пытаясь понять, чем она была вызвана. Меньше всего она ожидала столь быстрой реакции от проворовавшегося главврача, которому был посвящен их последний репортаж. Кроме того, журналистов обычно отстреливают до публикации, а не после. Скорее всего, причиной послужил материал, добытый Кареевым во время его последней отлучки. Видимо, это была настоящая бомба, которую заинтересованные лица пытались обезвредить прежде, чем она взорвется.
Обиднее всего было то, что Татьяна даже не подозревала, о чем может идти речь. Постепенно ее раздражение вполне логичным образом перекинулось с телефонного анонима и струсившего главного редактора на Кареева, который заварил эту кашу, даже не поставив ее в известность.
Это был странный тандем: она и Кареев. Они подружились еще на журфаке — именно подружились, никакой любовью там и не пахло. Среди газетчиков не принято работать парами, но они работали, ухитряясь не перебегать друг другу дорогу и ни разу не вспомнив о такой вещи, как авторское самолюбие. Как их только ни называли редакционные острословы! Они успели побывать и братьями Карасевыми, и сестрами Тареевыми, и даже супругами Карасеевыми. Время от времени грешивший карикатурами Яша Кунгель изображал их в виде дракона с двумя головами, одну из которых звали Карасиком, а другую, соответственно, Тарасиком. Главный редактор неоднократно пытался заставить их работать над разными темами, но всякий раз выяснялось, что вдвоем они работают лучше, чем порознь, и в конце концов шеф махнул на них рукой.