— А что известно тебе? — спросил Илларион, продолжая смотреть на полковничий профиль.
Мещеряков покосился на него и поспешно отвел глаза.
— Ну, где этот официант? — нетерпеливо заметил он.
— Андрей, — оборвал его Илларион. — Так можно заработать сильнейшее косоглазие. Прекрати эту пантомиму и объясни, почему мое присутствие на Каширском так тебя обеспокоило.
Мещеряков с видимым облегчением перестал сверлить переносицу Иллариона взглядом и принялся копаться в сигаретной пачке. Наконец он выбрал себе сигарету, долго разминал ее в пальцах, а потом еще дольше раскуривал, словно это была не дорогая американская сигарета, а свернутая из оберточной бумаги «козья ножка». Наблюдая за этими манипуляциями, Забродов немного расслабился, поняв, что разговор будет долгим, и окончательно расплылся по сиденью стула.
— Амеба, — проворчал полковник, регулируя клапан зажигалки.
— А помнишь, как мы обои курили? — спросил Илларион, оставив без внимания выпад своего бывшего начальника.
— Помню, — буркнул Мещеряков. — И обой, и кожуру от кукурузных початков, и боевые листки.
— Неужто и боевые листки тоже? — изумился Забродов. — Смотри-ка, а я и забыл.
— Не ври, — строго сказал Мещеряков. — Это, между прочим, была твоя идея — использовать боевые листки на самокрутки и вместо пипифакса. Знаешь, что мне потом сказал начальник политотдела?
— Что? — с живейшим интересом спросил Забродов.
— Не скажу по трем причинам: во-первых, у меня язык не повернется такое повторить, во-вторых, ты теперь лицо штатское, так что для тебя это военная тайна, а в-третьих, ты все равно не поверишь, что наш начпо мог такое выдать.
— Эх, — сказал Илларион, — мне ли не знать, что мог иногда сказать наш Петр Поликарпович! Ну-ка, попробую угадать. — Он воровато огляделся, поманил к себе Мещерякова и, перегнувшись через стол, прошептал ему на ухо несколько слов. — Правильно?
— Силен, — Мещеряков покрутил головой и позволил себе сдержанно улыбнуться. — Как это ты догадался?
— Так это же была его любимая фраза, — спокойно сказал Илларион.
Мещеряков приподнял рукав пальто, бросил быстрый взгляд на часы и снова заозирался, отыскивая взглядом официанта.
— Андрей, — окликнул его Забродов, — ты не ответил на мой вопрос.
— На какой именно? — огрызнулся Мещеряков, продолжая вертеть головой во все стороны.
Илларион с утомленным видом пожал плечами и сказал:
— Я спрашивал: почему известие о том, что кто-то меня видел на Каширском шоссе, привело тебя в такое рептильное негодование.
— Рептильное негодование, — с задумчивым видом повторил Мещеряков, словно пробуя словосочетание на вкус. — Интересное выражение. Надо будет где-нибудь ввернуть.