— А, черт, забыл-таки спросить у радиста, что у них там случилось, почему не отвечали на запрос…
— Что? — спросил Вальцев, не расслышав.
— Я говорю, у радиста надо было спросить, почему они сразу после посадки не ответили на запрос. Я даже беспокоиться начал. Тут был случай однажды — тебя еще, Лев Александрович, здесь не было — тоже приземлился звездолет. Все честь-честь, а на запрос не отвечает. На запрос не отвечают и из ракеты не вылезают. Пришлось резать стенку. Входим мы внутрь — три мертвеца. Представляешь? Машина переключена на автоводителя, а все пилоты — разрыв сердца…
— Я знаю эту историю, — сказал Вальцев. — У них плохо сработал автоводитель, получилась временная перегрузка раз в двадцать — их всех раздавило. Это было страшно глупо. Бессмысленная случайная гибель.
— Да… — начал было Зорин, но Алексей неожиданно для себя прервал его:
— Слушайте… Я здесь уже полтора месяца. Я слышал чертову уйму рассказов. Почему во всех этих рассказах всегда одно и то же — смерть, смерть и смерть?.. Разные люди, разное время, разные случаи, и всегда там смерть… Ну, неужели… в этом вся ваша жизнь… Непонятно…
Он резко оборвал себя, чувствуя, как кровь заливает щеки. Фу ты, как глупо получилось, каким ослом он себя выставил. Черт, еще подумают, что он трусит.
Зорин изумленно уставился на него:
— То есть… Ну, если угодно, да — это наша жизнь… Вечный риск, страх потерять товарища… Страх погибнуть самому… Ведь когда…
— Не надо, — сказал Вальцев резко. — Этого не объяснишь словами. Он и сам поймет. Он и сейчас понимает, только… Ведь ты все понимаешь, Алеша, верно?
— Я ничего еще не понимаю, — с отчаянием сказал Алексей и снова пожалел, что не придержал язык.
Все замолчали, потом Вальцев сказал просто:
— Ты, может быть, боишься?
Этого не следовало бы говорить. Алексей глянул на него исподлобья и отвернулся. Равнина кончилась, в клубах тумана грузовик выскочил на гладкое, прямое, как стрела, стокилометровое шоссе.