– Мадам ушла, – сообщил ему верный Курт, – она просила господина Россе позвонить ей в театр.
Когда Муна взяла телефонную трубку в театре, то заговорила тем светским, но слишком громким голосом, который невольно выдавал ее возраст, – так говорят по телефону женщины старшего поколения.
– Добрый день, – сказал он, – это Франсуа Россе.
– А-а, господин Россе, – отозвалась она. – Какое приятное совпадение! А мы только что говорили о вас с нашим другом господином Бертомьё.
– Да что вы? Совпадение? – Франсуа вдруг почувствовал прилив безудержного озорного веселья, которое удивило и взбудоражило его самого и которое наверняка чувствовала в себе и Муна, если только бедняжка… (Муна и в самом деле была уж слишком безупречна), – и он продолжал: – И о каком же совместном падении, милая Муна, вы сказали нашему прекрасному другу Бертомьё, у которого, как вы знаете, такая ужасная репутация?
– Что? Что? Я не расслышала! Я очень плохо вас слышу…
– Я говорю, что Бертомьё славен пристрастием к голубому. Моя точка зрения покажется вам специфически мужской, но уверяю, я физически предпочитаю вас и только вас, милая Муна. Я нахожу вас в тысячу, в миллион раз привлекательней Бертомьё, понимаете?
– Да! Да! Если вы настаиваете! (Она чуть ли не кричала в трубку.) Так когда вы приедете?
– А вы гарантируете мне безопасность? Не скрою от вас, милый друг, что, если прекрасный и достославный Бертомьё применит по отношению ко мне насилие, я тут же обращусь в полицию. Префект – мой друг.
– Мы все уладим, не сомневайтесь, – мялась она.
– Я приеду, если вы поклянетесь…
В трубке послышался шум, возглас: «Пожалуйста, осторожнее!», и следом голос Бертомьё:
– Алло! Господин Россе? Из слов Муны я ничего не понял. Так вы приедете или нет? Приедете? Великолепно! В общем, я и не сомневался. Господин Россе, если вы позволите, я буду вас называть Франсуа? Прекрасно! А вы, Франсуа, зовите меня Анри, так будет проще. Так я жду вас, дорогой Франсуа. Подождите секунду, не вешайте трубку!
Мгновение телефон молчал, потом опять послышался голос Муны, бесплотный, бесстрастный, вымотанный, выдохшийся голос, тот самый, который называют «бесцветным». Франсуа расхохотался.
– Ну что? Убедились? Атака началась. Он хочет, чтобы я называл его Анри, а сам будет звать меня Франсуа…
– Да. До скорого… я вас… жду, – пробормотала она, насилу спровадив «целую», которое само просилось ей на язык.
Трубку она, как видно, опустила со скоростью, с какой швыряют гранату с выдернутой чекой.
(И она руководит театром?.. И ей уже за пятьдесят?.. И она прожила бурную жизнь?.. И соблазняла магнатов немецкой индустрии?.. Ну-ну-ну! Какие, значит, все это пустяки!) Франсуа, озорно улыбаясь, вышел из телефонной будки и направился к театру.