– Гордитесь, мадам, он умер за Францию!
Я поблагодарила ее, хотя абсурдность этих слов сжала мне сердце. В каком-то порыве я задала себе вопрос, не была ли эта смерть наказанием ему за то, что поднялся на защиту не своей страны, а чужой. Нет, не была, подумала я. Несчастья, следовавшие одно за другим, закалили меня. Сказать по правде, я находилась под впечатлением, будто второй раз переживаю вдовство. Мариус Петипа открыл мне в девять лет искусство танца, а Борис в тридцать два года – таинство любви. В моих воспоминаниях тот и другой слились неразрывно. Между тем война продолжалась. Театр для зрителей, оставшихся в тылу, конкурировал с театром военных действий. Дивертисменты на сцене помогали гражданским лицам переносить тяжкие вести с полей сражений. Учащихся у меня теперь было даже больше, чем в мирное время. Все – девочки. Все – француженки, в возрасте от девяти до пятнадцати лет. У кого-то из них был на фронте отец, у кого-то – дядя, у кого-то – брат. Они регулярно вчитывались в военные сводки, но, приходя в студию, без каких-либо сомнений брались за палку и начинали повседневные упражнения. По уверениям прессы, поддерживать моральный дух граждан в тылу столь же важно, как и разжигать боевой пыл солдат на передовой. Любой предлог был хорош, чтобы предоставить чародеям искусства возможность, хоть на несколько часов, развеять у людей гнетущие мысли о кошмарной бойне.
29 декабря 1915 года Парижская опера дала гала-представление в пользу Красного Креста. В программе значилась «Жар-птица» Стравинского, хореография Михаила Фокина. В роли Жар-птицы выступала Карсавина, я тоже пришла на спектакль. Это был воистину триумф. Такой, который заставил зрителей ненадолго забыть о кровавых боях в Артуа, в Шампани, в Вогезах. Аплодисменты в зале приветствовали разом и русских артистов на сцене, и русских союзников на фронте. На следующий год, в день национального праздника Франции, 14 июля – так уж совпало, что в этот же день отмечали печальную дату кончины Мариуса Петипа! – войска русского экспедиционного корпуса во Франции участвовали в параде на Шанз-Элизе и были встречены горячими возгласами толпы. Затерявшись в этой толкучке на тротуаре, я била в ладоши и выкрикивала приветствия со всеми вместе. Со мною были две мои лучшие ученицы, Симона Перрюшо и Арлетт Флютье. В благодарность за то, что они сопровождают меня, я дала им дополнительный урок бесплатно.
Однако если чтение французских газет в конце концов заставило меня поверить, что Германия в итоге сложит оружие, то новости из России тревожили меня все более. Огромные потери, которые несла русская армия, провоцировали забастовки в тылу, дезертирства с передовой, бунты в городах и подстрекательские речи в Думе. После серии скандалов, виновником коих был Распутин, убийство последнего явилось фатальным ударом по монархии. Трон пошатнулся, даже преданные царю генералы потребовали от него отречься от престола в пользу своего брата, Вел. кн. Михаила. Узнав об отречении Николая II, его отъезде из Ставки и интернировании в Царском Селе, образовании Временного правительства и узурпации власти большевиками во главе с Лениным, я была столь ошарашена, как если бы вся Россия со своими палатами, храмами и погостами обрушилась на мои плечи. Здесь же, в Париже, артистическая жизнь не замирала ни на мгновение. На взгляд отсюда, даже падение Николая II и метаморфоза Российской империи, преобразовавшейся в социалистическую демократию, выглядели не более чем политическими перипетиями.