«Но она у него есть», – весело подумала Беатрис. Она вдруг остро почувствовала нежность к Эдуару, вспомнив его мягкие каштановые волосы, неловкие жесты, веселый голос по телефону. К тому же ради нее он залез в долги! Она забыла о пьесе N, о своем сегодняшнем спектакле, ей захотелось увидеть Эдуара, прижаться к нему, почувствовать, как он дрожит от счастья. Она видела его с тех пор всего один раз, в баре, он застыл на месте, и на лице его было написано такое восхищение, что она испытала какую-то гордость. Любое ее движение навстречу было ему восхитительным подарком, и она смутно осознавала, что ей нужно, чтобы все ее отношения с людьми были только такими.
– Я сделаю все, что смогу, – сказала она. – Обещаю вам. Клянусь здоровьем Фанни. А вы знаете, как я ее люблю!
«Ну и идиотка!» Эта мысль молнией пролетела в мозгу Малиграсса, но он все еще отчаянно цеплялся за намеченное: сменить тему, и сейчас же, а в конце концов взять Беатрис за руку.
– А что, если мы уйдем отсюда, – сказал он. – Может, выпьем где-нибудь виски, мы еще успеем до второго акта. Я не голоден.
«Можно было бы пойти в „Ват'с“, – подумала Беатрис, – но там бывает много знакомых. Ален, конечно, известен, но увы, в довольно узком кругу, и потом, этот его галстук, как у помощника нотариуса. Дорогой Ален, живое воплощение милой старой Франции!» И, протянув руку через стол, она сжала ладонь Алена.
– Куда вы хотите, туда и пойдем, – решила Беатрис. – Я счастлива, что вы есть на свете.
Ален вытер губы и угасшим голосом спросил счет.
Рука Беатрис, потрепавшая его ладонь, нырнула в красную, точно такого же цвета, как туфли, перчатку. В десять часов, выпив виски в кафе напротив театра и поговорив о войне и послевоенном времени («Нынешняя молодежь, – говорила Беатрис, – не знает ни что такое кабачок в подвале, ни что такое джаз»), они расстались. Ален сдался уже час назад. С мрачноватой радостью он слушал, как Беатрис нанизывает одну банальность на другую, и время от времени, когда ему доставало на это смелости, любовался ею. Раз или два она даже принималась с ним кокетничать, просто потому, что чувствовала себя в отличной форме, но он этого не заметил. Когда мечтаешь о чем-то как об огромном несбыточном счастье, перестаешь замечать маленькие дорожки, по которым можно (и довольно быстро) до него дойти. Стендаля Ален Малиграсс читал куда внимательнее, чем Бальзака. И это ему дорого обошлось. Впрочем, ему дорого обошлось и все то, что он хорошо знал по книжкам, а именно: что можно любить то, что презираешь. Конечно, это спасло его от стресса, но и стресс мог оказаться полезным. Правда, в его возрасте страсть легко обходится без уважения. Но у него не было той счастливой уверенности, которая питала жизненные силы Жозе: «Этот молодой человек – мой».