Общественное мнение вынесло гневный вердикт: «Вот так всегда, вместо того, чтобы настоящих разбойников ловить, честных беззащитных людей обижают».
Престиж Службы Надзора за Порядком был подорван и начальник вдруг начал сталкиваться с лавиной мелких трудностей в работе, резко затормозивших деятельность его ведомства.
Щелчок по носу получился звучный, и противостояние «Представительство Ракушки — Служба Надзора за Порядком» оформилось окончательно.
Началась локальная война.
* * *
Поскольку после демонстративного закрытия лавки у Профессора образовалось свободное время, он решил помочь мне по хозяйству.
На следующий день после обыска он взялся мыть посуду по истечении обеда.
Не подозревая ничего худого, я отправилась убирать ту каморку, где воспламенился счёт из прачечной, — надо было приводить её в нормальный вид после пожара.
По пути, со шваброй в руках, я мельком заглянула на кухню, — да так и застыла у приоткрытой двери.
Экономный Профессор только что изобрел новый способ мыть посуду, и по его сияющему лицу было видно, что он очень им гордится. В этот момент он как раз дошёл до мытья тарелок.
Из медного чайника, стоящего на плите, он налил кружку горячей воды. Подошёл с этой кружкой к стопе грязных тарелок и перелил воду в верхнюю тарелку. Взяв её за края, приподнял, аккуратно поболтал и слил воду в следующую. «Чистую» довольно поставил в сторонке.
Затем точно таким же образом помыл вторую тарелку, потом третью — и так всю стопку, затратив при этом воды никак не больше трех четвертей кружки.
После этого Профессор аккуратно вылил оставшуюся в кружке воду обратно в чайник, потянулся, с искренним недоумением сказал сам себе:
— Чего это женщины стонут, что вести хозяйство так сложно? — и с приятным чувством выполненного долга отправился подремать часок после обеда.
Я еле успела отскочить от двери и спрятаться под лестницей, ведущей из полуподвала (где была кухня) наверх.
Потом бросила швабру и пошла перемывать посуду заново.
Так мы и хозяйничали на пару до тех пор, пока официальные власти не завалили представительство письмами с витиеватыми извинениями, не покатилась волна посетителей, слёзно умоляющих Профессора сменить гнев на милость, пока Град не добился для Ракушки выгодных торговых льгот, которые безуспешно выбивал вот уже несколько лет.
Профессор обладал тонким чувством меры, поэтому через одиннадцать дней он снял замок с лавки, тем более, что вот-вот должен был подойти корабль из Ракушки с новой партией товаров для неё.
Восстановилось шаткое равновесие.
Больше всех этому обрадовалась я: ведь в дни противостояния мысль Профессора не дремала, и он всё думал, что ещё новенького и экономного можно сочинить в ведении хозяйства.