Он наконец обернулся в мою сторону. Я думал предложит помощь, однако он проскрипел недовольно:
— Сэр Ричард, вы не вознесли хвалу Всевышнему!
— Ага, — буркнул я.
— Это кощунственно…
— Есть молитва делом, — отрезал я. — Она доходит еще быстрее! Кстати, она богу куда приятнее.
Он поморщился.
— Неисповедима пути господа! И не вам о них судить.
— Просто бог не лох, — ответил я еще злее. Камни стучали один о другой, один раз я ухитрился стукнуть по пальцу, да еще со всей дури, там показалась темная кровь. — Бог правду видит…
Он отвернулся и продолжал молиться еще громче, пугая на окрестных деревьях птиц, белок и прочие спящие существа. Я зло колотил камнем о камень, искры летели частые, густые, но поджигать мох не желали, да и летят как-то криво, ни одна не попала в нужное место, заразы…
Я пересел, стук камней разносился по всему лесу. Если костер не разгорится до того, как нас услышат волки… или медведи… или еще какая-нибудь лесная зверюга…
Из пучка мха, что лежит совсем в сторонке, показалась тонкая белесая струйка. Я поспешно перенес ее в приготовленную кучу, раздул искорку, обложил берестой, подул еще, нежно-нежно, ибо огонь как любовь: слабый ветер раздувает в пламя, а сильный гасит…
Гендельсон закончил молитву, как раз когда костер полыхал вовсю. Я подбросил сухих веток, на остальные сел, чтобы не простудить задницу.
— Бог дал спасение, — сказал он значительно, — бог дал огонь в ночи….
Я подул на разбитый в кровь палец. Хрен бы он дал, если бы я не лупил столько. Бог дает тем, кто дерется за свое, а лодыри да убогие только в молитвах счастливы.
— Надо понять, где мы, — сказал я.
Он посмотрел по сторонам.
— Мы в лесу, — сказал он важно.
— Да? — спросил я. — Как же я не заметил… Значит, надо понять, куда нас занесло. Пока они дрались, черный ангел теснил белого… и нас вместе с ним куда-то на запад… По крайней мере мне так чудилось. Или мерещилось, не уверен. Все-таки, наверное, чудилось. Но куда-то занесло… Обидно, мы уже были почти над Кернелем!.. Или в его окрестностях.
Огонь красиво и зловеще подсвечивал металл снизу. После того как был потерян плащ и перья со шлема, неприкрытое железо доспехов блестит во всей мужественмой красе. Но сам Гендельсон выглядит, как толстая элая жаба в панцире.
Я поглядывал на него краем глаза. Странное чувство превосходства закрадывалось в душу. Это его мир, но я, дитя асфальта, все же умею и могу больше. Конечно, я изнежен хорошей пищей, мягкой постелью, но все равно я даже в диких условиях умею больше.
Гендельсон привалился спиной к дереву. Тяжелы веки медленно сползали, закрывая маленькие глазки. Он вздрагивал, старался выглядеть бодро, но эти пол часа ходьбы по ночному лесу, похоже, вычерпали его силы до самого дна.