Минут пять командир и инспектор ходили вдоль строя, и вдруг лягушатник ткнул своим холеным пальчиком в Лабуса, мол, этот его бил ночью. А я точно знаю, что Костя дрых на своей койке и не ведал, что в лагере творится. Нет, не подумайте, что это я сам иностранцу рожу набил - просто я в это время занимался очередным циркуляром из ОКа, сидел за столом, где расстелил большую карту района. Стол возле дверей стоит, и если бы напарник куда-то отлучался, другого пути у него не было, кроме как мимо меня пройти. Ну ладно, собрался я выручать нашего санинструктора, даже рот успел открыть, как вдруг - бац! - тревога. Уже боевая. Комбат натовского инспектора за ворота, а мы на погрузку к своему Ми-17 - и в воздух. Костя весь полет ругался, мол, он этому парижанину казнь через мапупу устроит за клевету, когда вернется, а мы кивали и соглашались, что будем стоять рядом и аплодировать. Мапупа - это у Лабуса любимое словечко такое, которое он произносит, когда его обуревают особо сильные чувства.
Лабус появился в группе, когда нашего санинструктора хорошо помяло - вынесли мы его из Зоны, и умер Паша, царство ему небесное. Терпел, все говорил, что сдохнуть готов, но только не в Зоне. До болота к Доктору было не дотянуть, да и неизвестно еще, на месте ли он и согласится ли военстала лечить. И вообще, мутное место эти болота, попасть туда сложно, выйти - еще сложнее. Мы потащили Пашу в сектор ответственности ооновских миротворцев, но не успели.
Я к смертям привык. Это не значит, что совсем равнодушно их воспринимаю, нет, но как-то… сдержанно, что ли? И не потому что сам себя намеренно сдерживаю, просто гибель товарищей теперь вызывает какую-то глухую горечь - тихую, угрюмую. Зона обтесала меня, срезала острые углы и выступы.
Костю приняли в группе хорошо - он оказался свой в доску. В объединенном учебном центре Лабус подписал контракт на три года. У него с личным фермерским хозяйством какая-то заморочка вышла, думал он, выбирал, между иностранным легионом и нами, и предпочел Зону, точнее, Объединенный Командный центр, к которому наш батальон прикомандирован. Вот так и попал после обучения в нашу группу для дальнейшего прохождения службы в должности санинструктора.
Во все он вник быстро, хватило двух месяцев, трех выходов «в поле». В нашей группе младше тридцати двух никого нет, мобисты комплектовали подразделения по признаку предыдущего места службы. То есть служил в ГРУ - попадешь к спецам, служил в ВДВ - к десантникам, никто не обижался. Хотя на этой почве в пункте временной дислокации батальона иногда возникали шовинистские споры, переходящие в проверку навыков рукопашного боя. «Но надо же им пар как-то выпускать», - всякий раз отвечал комбат в штабе ОКа, когда после очередного выяснения отношений больше всех страдал контингент российских миротворцев, попавший под горячую руку военсталов. Еще в состав подразделения входили три группы, состоящие из бывших бойцов бригад ГРУ, а так же взводы радиоэлектронной разведки и борьбы.