Джорджина шагнула к нему, испытывая потребность в объятии, но он не ответил взаимностью, когда она обвила руками его шею и подставила губы для поцелуя. Казалось, прошла целая вечность, пока она, закрыв глаза, ждала, но к своему ужасу услышала, как он сухо сказал:
— Я возьму твой чемодан.
Джорджина залилась краской стыда, когда, открыв глаза, увидела его равнодушное, почти скучающее лицо. В ней не осталось больше гордости, и охрипшим от причиненной боли голосом она спросила:
— Лиан, я… больше не нужна тебе? С каменным лицом он нанес удар:
— И никогда не была нужна. Я провел эксперимент, и теперь, когда доказал то, что хотел, мне неинтересно!
Холод сжал ей сердце, но ей необходимо было заставить его продолжать. Проведя языком по неожиданно пересохшим губам, она попросила:
— Объясни, пожалуйста, боюсь, я не правильно поняла, Он пожал плечами и отступил назад, так что его голос раздался откуда-то из темноты.
— Я хотел узнать, действительно ли ты такая холодная и бесчувственная, как считает твой дядя.
Если он и услышал слабый стон боли, то ничем не выдал этого и спокойно продолжал рвать ее сердце на части:
— Вчера ты разыграла настоящий спектакль, притворившись мягкой и нежной, это была игра с целью заманить меня в ловушку. Я хотел узнать, есть ли на самом деле у тебя душа… подлинные чувства… или ты холодная и бесчувственная, как о тебе говорят.
Она закрыла глаза, чтобы переждать нахлынувшую боль. Стыд. Унижение. Он отплатил ей сполна за то, что она осмелилась обмануть его. Она не винила его, она осуждала себя за вызывающую жалость слабость. Она могла поклясться, что в этот раз его чувства были подлинными. Все произошло так быстро, что она с трудом могла поверить в его отказ.
Слезы залили ее лицо, и с рыданиями, которые он не мог не услышать, она с вызовом ответила:
— И ты убедился? Если да, то выскажи свой приговор ради… — у нее сорвался смешок, — ради счастья моего и моего будущего мужа, мне бы очень хотелось знать!
Он долго молчал, и она уже подумала, что он не намерен отвечать; когда же он, наконец, ответил, в его низком голосе слышалась злость, но, она чувствовала, направленная не на нее.
— Я должен признаться, что был введен в заблуждение. Ты истинная женщина, самая привлекательная, самая желанная — ты составишь идеальную пару любому мужчине, которому когда-нибудь сможешь доверять!
Она глядела в темноту, разделяющую их, темноту, которая скрывала выражение его лица, но не могла скрыть чувства приближающейся катастрофы в атмосфере взаимных недомолвок. Она попыталась ответить ему презрением, но сумела только, запинаясь, сказать: