— Чу! смотри, ребята!
Тройка неслась по дороге большой рысью.
Это ехал Трифон Исаев с своим спутником Дмитрицким.
Тройка поворотила с дороги влево.
— Это куда? — спросил Дмитрицкий.
— А вот, — начал было Трифон, всматриваясь зоркими глазами в окна постоялого двора; но, не докончив слов, он вдруг перекинулся назад с телеги, хлопнулся на землю и покатился с дороги в траву.
Кони примчались к воротам постоялого двора.
Только что Дмитрицкий соскочил с телеги и оглянулся, где Трифон, — вдруг со всех сторон накинулась на него толпа солдат и мужиков, свалили в грязь на землю и смяли под себя.
— Вот он, злодей! здесь! валяй его! вяжи его! Ага! попал, собака, — кричала вся толпа в один голос.
— Стой! не душить! давай его сюда! — крикнул главный сыщик.
— Вот он, самой-то знатный!.. Вот он, убийца-то!.. Душегубец! Вяжи его!
— Скрутим, не бойтесь!
— Давай его сюда!
Дмитрицкий не шелохнулся; его измяли, избили; он не понимал, что с ним делается.
Один сильный мужик, скрутив ему назад руки, в дополнение дал ему подзатыльник.
— На-ка, вот тебе милостинка!
— Давай его сюда! — повторил сыщик. — Что, брат, попал?
— Попал, — отвечал Дмитрицкий, — да не знаю куда.
— А вот увидишь, мошенник, разбойник!.. Взвалите его на ту же тройку, на которой приехал! Двое со мной, я сам его отвезу!.. Шайку его ведите сейчас же!..
— Попал в Тришкин кафтан! — проговорил Дмитрицкий про себя.
Приказание немедленно было исполнено: связанного Дмитрицкого взвалили на телегу; с начальствовавшим экспедицией сели двое солдат, и усталая тройка поскакала обратно в Москву.
— Фу, задушил, черт! — проговорил Дмитрицкий, ворочаясь под солдатом, который засел на него верхом.
— Молчи, собака!
— Кончен бал, Вася! — продолжал он про себя, — попал в мошенники, в Тришки, в разбойники, в воры, в душегубцы!.. Этого я не надеялся, не думал! Не хорошо, любезный друг! Не виноват? А кто ж тебя будет оправдывать? Сам? Пустяки, мой милый: и тебе не поверят! Ну! Бог с тобой! Погибай! Кому ты еще нужен? на что?… Разве только на пугало людям посреди площади?… Что ж делать, служи! служи и спиной своей человечеству… оно еще молодо, слов еще не боится… И что, если правду сказать, делал ты в своей жизни? Резал штос, бил карты, душил вино! Просто разбойничал!.. Фу! Солдат, в тебе пуд пять с амуницией! право!
— Что, собака, верно не легок показался тебе?
— Нет, ничего; я только так говорю; если ловко, так сиди; ты, брат, славный гнет!
— Молчать! — крикнул сыщик.
— В самом деле, молчать во всяком случае лучше, — продолжал Дмитрицкий.
— Ну! неугомонный пес! — прибавил сыщик, толкнув его ногой.