— Ясное дело. С красавицей своей. Два дня прожили.
— А потом?
— Вчерась забрали. Не приведи господь как. Чего тут было!.. Одних машин — пять штук иль десять. Этих — человек двадцать. Полк целый. Палили во все стороны. Страшное дело. Говорили, самолет должен был прилететь. Я и то, веришь, еле жива осталась.
— Выходит, и в вас палили? — улыбнулся Валя.
— Не. Я от страха. Они, значит, в концертную залу себе пошли, Колька-то с бабами. А я следом на угол, в продуктовый. Чуть вышла из дома-то, тут уже, значит, и началось. Ну, я и обмерла вся.
Валя про себя облегченно вздохнул. Старуха, видимо, его не запомнила, а может, и вообще не разглядела.
— Как же Колька к вам залетел?
— Дружок привел, Леня. Он у меня до того уже с неделю жил.
— В первый раз?
— Ага. В первый.
— А его кто привел?
— Да нешто я помню? Кто-то, значит, привел. А как же?
— Ну, мог и сам подойти, на вокзале, к примеру.
— Мог и сам, ясное дело, — охотно согласилась она. — Ну да. Подошли. На вокзале как раз. Леня и еще один, видный такой, пожилой весь. Вот он мне и говорит: «Бабуся, местечка для молодого человека не найдется переночевать ночки на три-четыре? Довольны будете». И Леню, значит, выставляет мне. Ну, я его и забрала, Леню-то.
— А до того вы этого пожилого и не знали?
— И не знала, и не видела. Случайный человек.
— А Леня вам говорил, откуда он сам?
— Дык когда говорить-то? Я ж его и вообще, считай, не видела. Утром шасть, и до ночи. А вот… Когда ж это, дай бог память, было-то?.. Ну да. В прошлое воскресенье как раз. Пришел, значит, тоже к ночи уже. Ой, я прямо обмерла. Сам не свой. Лица на нем не было, вот те крест. «Бабушка, говорит, давай скорей выпьем. Чего я наделал, чего я натворил…» Ну, бутылочка, конечным делом, нашлась. Выпили, значит. Я его и спрашиваю: «Чего же ты, бедолага, наделал-то?» — «Ой, говорит, мы, бабуся, человека убили». И чуть не плачет сам. «Как же рука поднялась, спрашиваю? Ведь божье создание, как и ты сам. Что он тебе сделал?» — «Ничего он мне не сделал. И рука-то у меня дрогнула. А сотоварищ, значит, нож перехватил и… скончал человека. А кровь на мне, говорит, тоже лежит». И дрожит весь. А сам-то — во! — Полина Тихоновна широко развела руки. — И по виду разбойник. А душа в ем осталась, точно тебе говорю.
— А кто ж сотоварищ был, не сказал? — негромко спросил Валя.
— Да мне-то на кой знать? Душегуб, он и есть душегуб.
— А потом что?
— Всю ночь, значит, угомониться не мог. Душа его на части рвалась. Не просто это, человека-то порешить. Против естества это человеческого, я так скажу. Человек должон али рассудок потерять, али душу. Одним словом, перестать человеком быть, упаси господи.