Вещи помельче — двухкассетники, плейеры, проигрыватели, горсти часов и вороха видеокассет, похожих на книжки или увеличенные детальки детского конструктора. Яркие томики блестящих обложками детективов, женское белье, букеты галстуков и цветов. И бутылки, бутылки. Упаковки крекеров и печений, конфетные коробки. Фрукты — глянцевитые яблоки и бугристые колючие ананасы, например.
Но когда он успел все это сюда натащить?
Должно быть, в самом конце уже, на самом пределе, Гоше изменило его обычное чувство меры и собственного достоинства, и он волок все, что представало перед разгоряченным взором.
Начал-то он с малого. За вторым стаканчиком последовала бутылка «Урсуса» — давняя мечта. И шоколадка, потому что шоколад питательный.
Едва почав бутылку, Гоша хотел пойти на кухню, сварить половину оставленного ему на прокорм килограмма макаронов, но понял просветленным сознанием, что теперь ему самому ничего делать вовсе не требуется.
И добыл буханку «Бородинского». Потому что ему нравилась его сладковатая черняшка.
В планы Гоши не входило привлекать к себе внимание. Света он, когда сгустились сумерки, не зажигал. Чем был занят? Он беседовал, разговаривал, общался.
В редкие счастливые дни своей теперешней жизни, когда обстоятельства давали ему уверенность, что никто его не потревожит, он общался с самим собой. Это была неплохая компания.
С собой можно было повспоминать былое, лучшие моменты. Можно было устроить диалог с кем-то, кого он достаточно хорошо помнил. Пофантазировать о тех, кого знал сейчас. С собой на пару можно было выпить, ни один из знакомых Гоши не подходил для этой роли лучше, чем он сам.
А иногда случалось так.
Гоша оказывался летящим в свободном падении, но не испытывал страха или даже тошноты. Он падал плашмя, и воздух ревел в ушах, но до земли было очень далеко и ее закрывали… почему-то одинакового размера разноцветные правильные треугольники.
Плоские, а может, выпуклые, с высоты не разглядеть. Иногда падение длилось довольно долго, но узоры, в которые складывались треугольники, не приближались.
Вот только запомнить он их никак не мог. И цвета треугольников, как только все исчезало, не вспоминались.
Он бывал там неоднократно.
Там не было холодно или слишком тепло, не ощущались усталость, голод, жажда. Там ничего не было, кроме ровного света вокруг, шума ветра и бесконечных треугольников внизу… Да, и дышать там было необязательно.
Гоша не считал это виденицей, уж больно ни на что не похоже. Гораздо проще было считать это чем-то вроде повторяющегося сна. Мало ли он видел снов, которые повторялись! Машина, например, в которой он за рулем, и непременно надо куда-то успеть. Неприятный сон. Сроду он машины не водил.