— Кого делаешь, сказали?
— Нет. — Игла вновь потряс немытыми патлами. — Только адрес, вот.
— Что ж ты целое кило натащил, этак полдома на воздух поднимешь.
— Я не знаю. Мне что дали. Костыль дал. Не убивайте меня, дяденьки, я вас на него, на суку, выведу.
Игла уже дважды похожим приемом вылезал сухим из воды. Ему бы лишь на улице очутиться, а там он им себя покажет. На пацана-малолетку наручники надевать не станут.
Послышались легкие шаги на лестнице снизу, и появился третий.
— Что тут у вас? Вниз давайте.
Его взяли за локти, и он подчинился притворно покоряясь. Пока все складывалось неплохо, хотя он предпочел бы обойтись без третьего, который спускался сзади.
На улице их ждала машина. «Волга» подогнана вплотную к дверям парадного. Это было очень плохо. К тому же, не принимая во внимание Иглу, его конвоиры переговаривались:
— Хозяина точно дома нет?
— Вчера убыл. Со вторым. Вадик за ними пошел.
— Везде этот Вадик. Босс его любит. А этот тогда зачем? Квартира ж пустая.
— Узнаем зачем.
Последние две реплики относились явно к нему, Игле. Они, как и плотно стоящая у дверей машина, переполнили чашу его выдержки и терпения. Сердце Иглы стиснулось в пульсирующий шарик, ноги обмякли, он слабо пискнул и вдруг заверещал на весь двор, рванулся из прихвативших его рук, но длилось это не более нескольких секунд.
Идущий сзади тяжело ударил его в затылок чем-то очень твердым, и визг оборвался.
Тьма.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Тьма. Ничего, лишь тьма.
вспышка — вспышка — вспышка
Он застонал, но тьма не отпускала его. Не просыпаясь, он повернулся на жестком топчане в сторожке № 10, так что лицо его уткнулось в подушку в пестрой наволочке, а рука свесилась.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Что-то слышится? Важное. «Рассказка», что ль? Нет, тьма. Ничего, кроме тьмы.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
— Братка! Ты нужен.
Знакомая сильная рука тормошила его.
— С-суки, — привычно выговорилось при пробуждении. Потом он продрал глаза. Потом вспомнил, что ничего не помнит. Потом — что и вспоминать-то нечего. Потом увидел тезку-Мишку.
Спеленут, как младенец, длинным брезентовым ремнем, во рту — профессионально закрепленный, торчит кляп. Глаза у тезки-Мишки закрыты, но он жив и слабо шевелится.
Тщательно заперев дверь, Павел бросил рядом с Михаилом «стечкин». Михаил заметил, что обойма из пистолета вынута.
— Крепкий паренек, наломался я с ним. Молодец, Братка, правильных ребят при себе держишь.
Странная растерянность вспыхивала в его черных, как маслины, глазах. Перечеркнутый косым шрамом лоб то и дело собирался в морщины. Павел сдерживал стучащийся наружу вопрос.