-- Путь к славе быть может порочным, -- не к месту заметил Пусянь. -- Я выбрал на глобусе точку. Мой друг, отправляйся в Бретань. С собой прихвати легионы, и сразу подмоги не жди. Да ладно, ты вроде ученый. К покорности край приведи. И герцога Красного Джона, -- Пусянь покрутил кадуцей, -- заменит тиран просвещенный в моем безупречном лице. Заменит тиран просвещенный, какого бретонец не знал! Я варвар, но только не Конан -- другой породил сериал. Пускай боевые тамтамы врагам предвещают беду! Я знаю -- ты чудные храмы построишь в стране Гвеннхаду.
Лишенный гордыни и спеси, тогда Хубилай-коммодор поклон Чингисхану отвесил и тут же оставил шатер.
-- Огни загорелись на башнях, -- другой полководец изрек, при этом намеренным кашлем внимание хана привлек. -- Ты слышишь удары по рельсе, как будто зовут на обед? Восстали крестьяне в Уэльсе, и лорды валлийские вслед. Засады в ущелиях темных разбросаны здесь или тут. Их лучники - парни не промах, без промаха в яблочко бьют. Нас жалит с безумствием лерпий на стрелах размазанный яд. Пусянь поражения терпит -- мятежники эти твердят. Душа еле держится в теле, унижен, закован в ярмо. И если ирландцы сумели, валлийцы тем более смо...
- Я понял, - Пусянь усмехнулся. - Какой бестолковый народ. Что, Артур еще не проснулся? Но он их уже не спасет. Восстание глупых - не смелых. Так в джунглях когда-то кричал "Ура, промахнулся Акела!" - вонючий Табаки-шакал. Придется топить в Кардигане мятежных валлийских щенков. Они не забудут Пусяня, в мешках опускаясь на дно!
И вскоре стервятники-грифы нашли на земле благодать. Бродили в руинах Кардиффа -- они разучились летать. Клевали с ухмылкою глупой, с большим напряжением сил, великое множество трупов, что здесь император сложил. Вот в луже свернувшейся крови, свободной Британии сын, лежит благородный Глендовер, с ним рядом лежит Лливелин. Последний прерывисто дышит, безвольно срываясь на стон, но хрипы становятся тише, готов отойти в Аффалон.
Над ним, победивший силуров, на теле не чувствуя ран, стоял император манчьжуров, железный хромец Чингисхан. В Кембрийских горах отморожен, и в грязные шкуры одет, но ставший как будто моложе на десять-четырнадцать лет. Свой меч боевой целовал он, потом "милосердный" кинжал:
-- Мне этого так не хватало, когда я в постели лежал!
-- Доволен собой, кровопийца? -- спросил Ллевелин короля.
-- Конечно. Теперь я валлиец -- куда чистокровней тебя!!! Я в битве не просто согрелся. На зависть далекой родне мной выпито крови Уэльса так много, что я опьянел. Могилы на каждой тропинке, скелеты на каждом углу -- мои