Тамара с видом прокурора сидела за рабочим столом, на котором царил пугающе-идеальный порядок.
– Здравствуйте, – как всегда официально поздоровалась она. – Хорошо, что подъехали. Работа сдана в критические сроки и на переделку времени в обрез.
– А так ли необходима переделка? – поинтересовалась я.
– Необходима, – отрезала Неволькина, и я с горечью поняла, что в чем-нибудь прогнуться придется. – Меня, как я уже сообщила, не устраивают три четверостишия. Начну по порядку.
Предвкушая «разбор полетов», я внутренне сгруппировалась.
– Первое: «Одеяльце под бочок мама подоткнет, поцелует в пяточок, песенку споет!»
– И что же вас здесь не устраивает? – с искренним недоумением спросила я.
– Режут слух два момента: «подоткнет» и «поцелует в пятачок», – заявила чувствительная к изящной словесности Неволькина.
Я аккуратно начала оборону:
– Извините, Тамара, но стихи ведь к картинкам, верно?
– Верно.
– Тогда скажите, будьте добры, что, по-вашему, изображено на картинке, к которой написан стишок?
Тамара пожала плечами:
– Свинья укрывает одеялом поросят и целует их в мм-м… пятачки, – неохотно признала она.
– Вот я и не стала называть пятачки носиками. А одеяльце мама-свинка поросятам именно что «подтыкает», я лишь описала процесс. Предоставьте другую картинку, опишу ее в стихотворной форме. Однако против художественной достоверности грешить не стану, – победоносно завершила я.
– Мм-м, да… Неудачный рисунок, подумаю над вашим предложением, – не сдалась Тамара. – Но никуда не годится следующее четверостишие: «Под могучим под стволом спрятался ежиный дом, лишь ежата с мамой знают, до чего уютно в нем».
– А в нем что не так?
Претензии Тамары неизменно становились для меня откровением, я никогда не могла представить, что именно ее не удовлетворяет.
– Это же детские стихи, а вы: «Под могучим, под стволом…» – с укоризной заметила она.
– Ну и что? – все так же не понимала я. – Ствол-то на картинке могучий! А норка – под ним. У ребенка появляется ощущение покоя, защищенности…
– Неужели вы не слышите? Возникают явные фаллические ассоциации! – подивилась моей тугоухости Неволькина.
У меня в прямом смысле отвисла челюсть… Учеба в литинституте не проходила даром – Тамара наповал сражала нестандартностью мышления.
– Изложите иначе, вы же поэт, – подытожила она.
Не то что спорить, я слова вымолвить не могла. К тому же было ясно, что аргументы разума против фаллических ассоциаций – бессильны… Молча придвинув к себе листок, я вычеркнула непристойный дуб и написала: «В теплой норке под стволом не найти ежиный дом! Лишь ежата с мамой знают, до чего уютно в нем». И, переведя дух, спросила: