И только потом, когда трясти почти перестало, а собаки отступили и принялись кидаться на подоспевшего Муна, пришла мысль: дрожь земли — не смертельная аномалия.
С этой мыслью, абсолютно оглохший, я повалился на землю. Мир потемнел и понесся куда-то в сторону.
В ушах гудело, словно рядом со мной ударил набат. Потом последовал второй удар, отдающий глухим колокольным звоном, и через этот гул прорвался гудящий, резонирующий голос:
— Угрюмый, мать твою!
Я открыл глаза. Первое, что увидел, — бородка подковой и губы, складывающиеся в нецензурную тираду. Надо мной склонился Мунлайт. Прежде чем я это понял, ладонь сталкера в третий раз смазала мне по физиономии.
Гудения в голове, кажется, стало меньше, но получать еще одну пощечину мне не хотелось. Я перехватил летящую руку и сказал:
— Хватит.
Мой голос тоже был каким-то гудящим и глухим. Вообще все слышалось глухо, будто через толстый слой ваты. Я поднялся на ноги. Меня шатало. Споткнулся, что-то мягкое попало под ногу. Собачий труп.
Чертыхнувшись, я пнул дохлого пса и пошел не разбирая дороги.
— Стой, — окликнул Мунлайт уже почти нормальным голосом.
Вернее, я его услышал почти нормально. Остановившись, я согнулся, упер ладони в коленки и замер, прислушиваясь к ощущениям. Слух понемногу возвращался, шатать перестало. Но в голове продолжало гудеть, а внутри все тряслось, как заячий хвост.
Дрожь изнутри снова вышла наружу. Не сразу понял, что трясет меня Мун за плечо. Я посмотрел на него. Видимо, во взгляде было что-то невменяемое, слабо-соображающее.
— Аптечку, — потребовал он. На вечно улыбающемся лице сейчас не было и тени ухмылки. А выражение скорее было смесью злости и нетерпения.
— В рюкзаке, — вяло отозвался я. Соображалка категорически отказывалась работать.
Мозги словно заморозили. Или вытрясли, что в данном случае больше походило на правду. Мун посмотрел на меня с еще большим раздражением, но спрашивать ничего не стал. Просто молча сдернул у меня рюкзак с плеча.
В первое мгновение почему-то захотелось крикнуть: «Мое, отдай!» и начать с Муном драку. Я замотал головой, вытряхивая остатки звона, и распрямился. Поле боя было усыпано собачьими трупами. Раз, два, три, четыре, пять…
Хлюпик сидел у дерева. Лицо бледное, перекореженное гримасой страдания. Рядом возился Мун. И валялись собачьи останки. Семь, восемь, девять…
Сталкер уже бросил мой рюкзак, вытащив оттуда упаковку с набором медикаментов. Раскуроченная дорогостоящая аптечка валялась тут же. Пальцы Муна поспешно достали ампулу, вытянули шприц. Стеклянный кончик хрустнул и отломился. Внутрь ампулы наверняка посыпались мелкие осколки. Хотя и не настолько мелкие, чтобы попасть оттуда в шприц.