— Идите за мной, — приказал Верну.
Он заставил посторониться полицейских в форме. В белой луже у подножия алтаря, прямо перед первым рядом стульев, был распростерт голый мужчина. Верхняя часть туловища лежала на ведущих к возвышению ступенях. Ноги сжаты. Одна рука опущена, другая воздета. «Поза мученика», — подумалось русскому.
Тело сверкало в лучах прожекторов. Его нагота выглядела непристойной, и в то же время в ней, бесстыдно выставленной на обозрение, было что-то нереальное. Казалось, что, впитывая в себя свет, плоть утрачивает материальность. Волокину пришла на ум сияющая скульптура из белого мрамора, вроде «Пьеты» Микеланджело. Скульптура, которой совсем не место в сланцево-свинцовой церкви.
— Вы знаете, кто это? — спросил Касдан.
— Один из приходских священников, отец Оливье. Одежду нашли неподалеку. Раздели и изувечили его после смерти.
Не нужно быть судмедэкспертом, чтобы обнаружить эти увечья. Пустые глазницы плачут кровавыми слезами. Залитый кровью рот превращен в разверстую рану, тянущуюся от уха до уха. Кулаки жертвы сжаты. Если следовать логике убийцы, легко догадаться, что они скрывают. В правой руке язык. В левой — глаза. Или наоборот.
— Похоже, его убили во второй половине дня, — пояснил Верну. — И ни одного свидетеля. Такая бойня в церкви — и никто ничего не видел. Надо думать, днем здесь никого не бывает.
Волокин и Касдан подошли к телу. Верну простер руку:
— Стойте. Не то наступите на самое главное.
Оба сыщика замерли. У их ног на черном паркете виднелась кровавая надпись:
Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал.
[11]Фраза была дугой развернута к нефу, словно предназначалась верующим, которые соберутся в церкви. Волокин подавил дрожь. Тот же почерк, что и в квартире Насера. Округлый. Старательный. Как из прописей. Детский почерк.
— Значит, серия, — пробормотал Верну у них за спиной. — Хренова серия.
Касдан обернулся к нему:
— Что-нибудь удалось найти?
— Пусто. Но есть новость и похуже.
Волокин подошел поближе. Ему хотелось узнать, что могло быть «похуже».
— Мне звонили, — прошептал Верну. — Пытались давить на меня.
— Кто?
— Контрразведка. Служба госбезопасности. Говорят, это их дело. Уже произвели обыск у Гетца.
Касдан и Волокин понимающе переглянулись: жучки.
— Они заберут у меня расследование, — продолжал Верну с холодной яростью. — И я, черт побери, даже не узнаю почему. А все-таки я с самого начала был прав: за всем этим стоит политика.
— Уж скорее похоже на ритуальные убийства, — заметил Волокин.
Верну взглянул на него. Отер лицо ладонью и обратился к Касдану: