Помолчав, он спросил:
— Давно вы живете в Арро?
Мужчина обувался в сапоги из гортекса.
— Всю жизнь.
— Вы родились в общине?
— Я сын Пьера Роша.
Только теперь Касдан обратил внимание на его необычайно светлые глаза. И вспомнил удивительное сияние глаз самого Роша. Сын унаследовал его хрустальные радужки.
— Вы должны мне кое-что объяснить.
Касдан обернулся на голос. В дверном проеме вырисовывалась фигура Роша-отца. Густые волосы. Широкие плечи, обтянутые блестящей курткой. Штурмовая винтовка под мышкой. Вместе они выглядели как на картине — воплощением силы и героизма.
Бывший полицейский повторил свой рассказ. Подчеркнув, что Волокина разоблачат в ближайшие часы, если только это еще не произошло.
— Ваш напарник чокнутый.
— Волокин — потрясающий полицейский. Но он камикадзе.
— И вы предлагаете вот так, с ходу, напасть на Колонию? Вместо завтрака?
— Речь идет не о нападении, а о проникновении. Вы хорошо знаете «Асунсьон». Наверняка вам известно, как туда пробраться. Надо вызволить Волокина. Это срочно. А потом можно обратиться к настоящей полиции.
Роша вошел в комнату и налил себе кружку кофе. Его спокойствие придавало ему сходство с каменистым пейзажем за окном.
— Если его еще не опознали, все достаточно просто. Добраться до зоны, где живут наемные рабочие, вполне реально. В противном случае его уже схватили, и тогда наша задача становится очень сложной. Практически невыполнимой.
— Вы мне поможете или я пойду один?
Роша улыбнулся и бесстрастно обратился к сыну. Ничто в их поведении не выдавало родственных чувств.
— Разбуди остальных. — Он обернулся к Касдану. — Вы поедете со мной. По дороге я объясню вам свой план.
— У вас уже есть план?
Роша шагнул вперед. Его светлые глаза напоминали море. Даже не море, а уголок моря, бухту, лагуну.
— План у меня здесь. — Он ткнул указательным пальцем себе в висок. — Давным-давно. Только случая все не представлялось. — Он снова улыбнулся.
Образовавшиеся морщинки сделали его особенно привлекательным.
— Возможно, вы с вашей историей о пробравшемся в Колонию легавом и есть этот случай. Такого еще не бывало.
Роша развернул на покрывавшей стол клеенке карту местности.
Касдан поставил кружку и сосредоточился.
Поход на Трою начался.
Первое, что Волокин услышал проснувшись, было пение. Отдаленное и неясное. «Готово. Попался. Я уже в аду», — подумал он. Потом понял, что поют не «Мизерере», а что-то другое. И заметил, что не может пошевелиться. Он не был связан, но тело его не слушалось.
Пение продолжалось.
Неподражаемо нежные голоса, казалось, преодолели свою материальную природу, превратившись в чистую абстракцию. Русскому вспомнился «Немецкий реквием» Брамса — одно из самых загадочных произведений в истории музыки. Но это был не «Реквием».