И посмотрела на отца. Его лицо напоминало хлебный мякиш. Все оставались неподвижными и безмолвными. В наступившей тишине Анн почувствовала, как в ней нарастает готовое вот-вот прорваться негодование, и тихо, почти шепотом произнесла:
– Ты позвонил Луизе и сказал, что не придешь на обед.
Пьер кивнул и растерянно посмотрел на мадам Редан.
– Нам нужно еще так много сделать, что я предложила вашему отцу остаться пообедать у меня, прямо в магазине, – сказала мадам Редан.
– Надеюсь, ты не задержишься, папа, – сказала Анн. – Ты мне нужен.
– Но… почему, зачем? – пробормотал он.
– Мне нужно тебе сказать нечто важное.
– Ну-у… в таком случае… конечно…
Анн вышла, даже не попрощавшись с мадам Редан. Не успела она войти в дом, как возвратился запыхавшийся Пьер.
– Что произошло, Анн? – с трудом выговорил он.
– Этой ночью полностью сгорело издательство «Гастель», – сказала она.
– Что?.. Какой ужас! Полностью?
– Полностью.
– И что же теперь будет с тобой?
– Думаю, у меня ничего не изменится.
– Почему ты не сказала мне об этом в магазине?
– Но ты был там настолько занят.
Он опустился на диван и покачал головой:
– Бог мой! Бог мой… как же это случилось?
Вместо ответа она сама неожиданно спросила:
– Папа, я хочу, чтобы ты объяснил, зачем ты несколько недель так изобретательно мне врешь?
Он потупил глаза. Стоя перед ним, Анн увидела, как на его макушке между поредевшими седыми волосами, зачесанными назад, проступила бледность.
– Я? – вымолвил он наконец. – Но, Анн…
– Мадам Жиродэ умерла, однако…
– Послушай… – прервал он ее. – Я действительно думал, что сказал тебе…
– Ничего на самом деле ты не думал!
– Да нет же, уверяю тебя!
Она видела, как он увиливает от ответа, и от этого чувствовала к нему жалость и отвращение.
– Теперь, после смерти мадам Жиродэ, кто хозяин магазина?
– Он достался по наследству мадам Редан.
– То есть теперь ты наемный работник у этой женщины?
– В каком-то смысле – да…
– И за какое вознаграждение?
– Мы это пока не обсуждали.
– Почему?
– Это… это неудобно, Анн.
– Так ты работаешь за ее красивые глаза?
Сильно сутулясь и сцепив между колен ладони, он не смел поднять на дочь глаз. Пьер напоминал большого испуганного кролика, жалкого и смешного.
Анн не могла сдерживать нервную дрожь, сотрясавшую ее. При виде его угодничества и двоедушия все внутри просто взорвалось, и она вдруг грохнула кулаком по овальному столику, заставленному всяческими коробочками:
– А теперь, – крикнула она, – скажи мне правду: эта женщина – твоя любовница, так?
Подбородок Пьера стал тяжелым, и он прошептал:
– Да.
Анн не ждала подобного ответа, и потому признание отца ошарашило ее.