– Куда мы едем? – внезапно спросил Гуляй, еще минуту назад бывший без сознания.
Услышав вновь голос друга, Дмитрий неподдельно обрадовался:
– Обратно в город. Если повезет, успеем на самолет Сытых. Нет, придумаем что-нибудь другое. Главное, держись, не раскисай…
– Дурак ты, Святой, – прервал его ободряющий монолог Вовка. – Сказал бы сразу, что я скоро сдохну, а то все тянешь волынку, ходишь вокруг да около.
Дмитрий от неожиданности не знал, что ответить. А Вовка, помолчав, – видно было, что каждое слово стоит ему неимоверных усилий, – продолжал:
– Ведь я тебя, командир, там, во дворце, пришить собирался. И ты это понял, тогда еще понял, просто виду не подаешь. В благородного играешь. А мне твое благородство не нужно, и Пашке Дробину оно тоже больше не нужно…
Вовка захрипел, закашлялся. На губах выступила красная пена.
– Перестань… – попросил Дмитрий.
Гуляй отрицательно цыкнул.
– Не-ет! – процедил он. – Мне твоя правильность вот где сидит!
– Заткнись, Гуляй! – Святой повысил было голос, но тут же, взяв себя в руки, уже спокойнее сказал: – Это все в прошлом. Если бы ты хотел меня замочить, то замочил бы. А раз я жив, значит, не было по-настоящему у тебя такого желания.
– Было, командир, и какое! – зашипел Гуляй, брызгая слюной и наваливаясь изувеченной, с запекшейся кровью щекой на Димино плечо. – Он мне еще в Москве деньги предложил, чтобы я тебя и Пашку после всего и завалил…
– Кто он?! – Святой резко обернулся. – Кто?
Но Вовка, словно не слыша, продолжал:
– Плевал я на эти деньги! Мне себя проверить хотелось… И с вами хотелось очень… Чтобы опять, как раньше, как на войне: все вместе, плечом к плечу…
– Да не врал бы ты, – неуверенно возразил Святой. – Ну подумай, дурья твоя башка, какой из тебя ликвидатор?! Ты ведь и сам мог погибнуть в любой момент штурма дворца. Про это не подумал твой заказчик?
– Да ему, видно, плевать и на тебя, и на меня. На тебя у него толстенное досье – он про каждый твой шаг все знает. Думает, наверное, что если не я, то кто-нибудь другой тебя порешит, командир. Так что будь осторожен…
Дмитрий больше не перебивал, только сильнее, до хруста в пальцах сжимал руль.
– А знаешь, – Гуляй вдруг попробовал улыбнуться и не смог, – я ведь так решил: вернусь в Москву и козла этого порешу. Страшно порешу, своими руками, чтоб видеть, как он подыхает, чтоб слышать его предсмертные крики и хрипы. А после и себе брюхо вспороть собирался… Спроси – почему?
– Почему?
– Узнать очень хотелось, смогу через вас с Пашкой перешагнуть или нет. Если бы перешагнул и убил, значит, стал бы настоящим воином, с большой буквы, чтоб ни совести, ни сомнения… Перед таким нет преград.