– В самом деле, господин Гейдрис собственной персоной, – указал он на стоящую в центре выпускников классную руководительницу.
Только тут Николай обратил внимание на учительницу. Круглые, близко посаженные к огуречному носу глаза смотрели весьма недобро даже с фотоизображения. Взбитая, искусственно завитая прическа не украшала, а уродовала и без того не блещущую красотой женщину.
– Как имя этой дамы? – спросил подполковник.
– Смирнова Наталья Андреевна, – ответила Катя. – В школе, как сами понимаете, псевдонимов не бывает.
М-да, ничего общего. Если не считать странного сходства имен Натан и Наталья. Фамилия же Смирнова самая распространенная, обходящая Ивановых с Петровыми.
– Может быть... их разлучили в роддоме? – высказала индийско-мелодраматическую версию Нелли.
– Чушь, Миронова, – махнула рукой Катя. – Хотя... Жизнь не кино, в ней все бывает.
– Где сейчас эта ваша Смирнова? – спросил Гриднев.
– Наверное, там же, в нашей средней общеобразовательной школе, – ответила Нелли. – Мы с Екатериной не были в ней с выпускного вечера.
– Надо найти ее, – принял решение Водорезов, просматривая досье из распечаток Прохорова.
О господине Н.А. Гейдрисе там было сказано немного. Сорок четыре года, окончил истфак почему-то Уральского университета и Высшую школу экономики. Депутат Госдумы, благотворитель... Вот, собственно говоря, и все.
– А что из себя представляет госпожа Смирнова? – спросил Николай.
– Незамужняя озлобленная жирная крыса, ненавидящая симпатичных девчонок и ребят, – дала характеристику Катя.
– Впрочем, как и несимпатичных, – добавила Нелли. – Собственно говоря, в школе она оказалась случайно, по стечению трагических обстоятельств. Поэтому ненавидела всех и вся.
– Что за трагические обстоятельства? – задал вопрос Саша.
В ответ Нелли поведала историю жизни их классной руководительницы. История эта и в самом деле оказалась полна драматических поворотов. Оказывается, Смирнова происходила из семьи потомственных номенклатурщиков, ее дедушка занимал солидный пост в Союзе писателей сталинско-хрущевского периода. Он же был автором некогда популярного романа «Чугунные дни» о рабочем классе и его торжестве над гнилой интеллигенцией в лице профессорских детишек. Водорезов не читал романа, а вот фильм, снятый в пятидесятые годы, видел. Скука смертная... Таким образом, Наталье Смирновой светило столь же значительное управленческое будущее. После школы, которую она окончила с золотой медалью, ее направили учиться в один из самых престижных закрытых вузов советского государства – Высшую комсомольскую школу, ВКШ. Поступить туда было куда сложнее, нежели в МГИМО. По окончании ВКШ Смирнова получила теплое место в городском комитете ВЛКСМ. Все шло замечательным образом до тех пор, пока Смирнова не оказалась в Артеке. Она была направлена туда для поднятия идеологической работы и ужасно обрадовалась. Два летних месяца сплошного отдыха, солнца, моря и хорошего питания плюс зарплата с надбавкой за работу в особых условиях. Такие надбавки были обычно у комсомольцев, работавших в северных районах, но для Смирновой сделали исключение. Сама же работа... Ну, провести пару-тройку сборов на тему «Солнечному миру – да, да, да! Ядерному взрыву – нет, нет, нет!», ну, лично повязать красные галстуки паре негров и вьетнамцев. Однако в первый же месяц ее пребывания в Артеке произошла идеологическая диверсия. При репетиции театрализованного представления «Мир планете Земля!» один из пионеров прочитал следующий стишок: