Дед Никита поднял голову, положил лапоть на завалинку и приставил руку козырьком к глазам.
— Ты чей же такой озорник будешь? — спросил он довольно немилостиво.
— Антона, дедушка, — закричали мальчишки. — Антона Нежильцова, в Минске который жил. Приехал к бабушке Ульяне. Его дядя Семён со станции на подводе привёз. Мамку у него на войну взяли.
Мальчишки кричали все наперебой.
— А мамка у него командир, — пропищал самый маленький, в синей рубашке с оторванным, сползавшим с плеча рукавом, усиленно пробиваясь вперёд.
— Как это можно? Баба она или нет?
Мальчик в майке оглянулся.
— Как это — баба? — спросил он с недоумением. — Моя мама врач, её мобилизовали, она теперь старший лейтенант и на фронт уехала. А бабушка Ульяна — мамина мама, вот я к ней и приехал, пока война кончится. А папа… — мальчик опустил голову и договорил тише: — Папа умер. Давно.
— Так, так, — медленно произнёс дед Никита. — А ну, подойди ближе, я на тебя погляжу.
Ребята приблизились и нажали на новенького так, что он поневоле оказался перед самой завалинкой. Вертлявый и курносый Мотя даже рот открыл и глубоко вздохнул от волнения. Маленький Андрейка поддёрнул сползающий оторванный рукав и, подпрыгнув на одной ножке, тоненько крикнул:
— Ой! Мамка — командир!
Но самый высокий мальчик с упрямым лицом сердито схватил его за шиворот и сильно дёрнул назад.
— Мамка на фронте, — насмешливо передразнил он, — а сам гусака испугался! — И, засунув два пальца в рот, громко свистнул прямо в лицо новенькому.
Мальчики громко расхохотались, а новенький стоял растерянный, не зная, что ответить. От обиды у него даже слёзы выступили на глазах, и это смутило его ещё больше.
— Я ведь не заметил этого гусака, — дрогнувшим голосом проговорил он. — И вдруг…
— Вдруг… — передразнил его высокий мальчик и так похоже, что все опять засмеялись. — У деда-то будешь спрашивать, чего говорили, или опять заробеешь?
Новенький посмотрел на блестевшую наклонённую лысину деда Никиты и оглянулся. Ребята не сводили с него глаз. Андрейка пискнул и опять подпрыгнул на одной ножке, но высокий, не глядя, дал ему подзатыльник. Его серые упрямые глаза смотрели на новенького в упор.
— Гуса-ак, — насмешливо протянул он.
Новенький вспыхнул и сделал шаг вперёд.
— Дедушка, — проговорил он, — а как пройти на Андрюшкин…
Но договорить он не успел. Дед Никита вскочил и, бросив лапоть, крепко схватил его за плечико майки.
— А, так ты над дедом потешиться захотел! Над дедом потешиться? — закричал он и дёрнул майку с такой силой, что плечико треснуло и порвалось. От неожиданности мальчик присел, майка осталась в дедовых руках.