В результате в Риме наступила депопуляция: убыль населения за одно только III столетие была очень большая. Насколько — сказать, конечно, нельзя, потому что, естественно, статистики, во время столь беспокойное, никто не вел, и исследование надежных данных не дает, но вот Испания потеряла половину населения, сколько Галлия — неизвестно, Италия же потеряла очень много.[155]
Хозяйство в таких условиях, конечно, развалилось, и рабов уже нечем стало кормить. Их стали сажать на землю и превращать в колонов. Италия стала заселяться захваченными военнопленными, посаженными на землю, которые, естественно, будучи разноплеменными, как в Дакии, изучали латинский язык, чтобы объясняться со своими соседями и начальством. Кроме военнопленных, заселяли Италию и иммигранты. Например, в Сирии было большое количество крестьян, которые уже настолько изуродовали природу своей страны хищническим, безрасчетным земледелием, что наиболее энергичные из них уезжали в северную Италию и там селились. А так как эти сирийцы были по большей части христиане, то у них были моногамные браки и, следовательно, большие семьи. Они довольно быстро заселили долину По, которая раньше называлась Цизальпийская Галлия, но уже от галлов и от римлян, которые их завоевали, никакого следа не осталось. Там сложилась другая популяция итальянцев, отличная от тех, которые были вокруг Рима, близкая к сирийским семитам, христианская по религии и латинизированная по языку. Вот так из обломков старых складываются новые этносы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ УТРАЧЕННОГО «РАЯ»
Таким образом, можно видеть, что утрата этносом пассионарности процесс необратимый, но постепенный. Дети героев, хотя и не все одновременно, превращаются в капризных мальчишек и тупых эгоистов, не умеющих отличить приятное от необходимого.
Что остается от периода обскурации? Остаются реликты — отдельные остатки. Вот таким реликтом, например, были предки румын. Таким реликтом были баски, которые уцелели от доримского периода в своих горах, где их просто не сочли достойными завоевания. Считалось, что Баскония подчиняется Риму, но никто не устанавливал там никаких порядков.
После того как иллирийские легионеры сказали свое слово, остались их потомки, менее пассионарные. Они уцелели в Албании и довольно долго там жили, причем уже не производя никаких великих пертурбаций в окружающем мире. Когда в той же Албании или Басконии появлялся какой-нибудь пассионарный юноша, то ему дома делать было нечего, и баск шел наниматься на службу к французскому или испанскому королю, а албанец — или в республику Венеция, или в Константинополь, кто бы там ни сидел — христианский или мусульманский монарх, все равно. Он шел наниматься в войска, он шел заниматься торговлей, организовывал банду. А те, кто оставался, составляли реликтовые этносы, попадающие в состояние гомеостаза.